Герои
Шрифт:
— Точно. — Отмель ещё раз ткнул мертвеца, затем покачнулся назад на бёдрах — клинок, и ладонь, и вся рука до локтя липкие и в лунном свете чёрные от крови.
Кальдер заставил себя не смотреть, пытаясь увести ум от бунтующего чрева.
— Откуда ж вы, нахрен, взялись?
Дно протянул руку и Кальдер принял её.
— Дошёл слух, тебя вернули из ссылки, и — смотри, каким первым парнем в округе ты стал — мы решили, почему б не приехать, не побдить-подежурить. На случай, вдруг кто что удумает. И вот ну надо же…
Кальдер ещё какое-то время держался за предплечье Дна, пока тёмный мир не начал успокаиваться.
— Здорово, что вы появились, когда надо. Чуточку позже,
— Да, страшно дело намечалось, — мрачно подтвердил Дно.
— Если бы ты только сумел выпутать меч из своего плаща с кружевом на жопе, ты бы порубил тварюг по-всякому. — Отмель сходил со склона, что-то волоча за собой. — Мы поймали его. Он ихних лошадей держал. — И он толкнул нечто в жижу перед Кальдером. Молодой парнишка, при слабом свете бледнело лицо в грязевых ошмётках.
— Добрая работа. — Кальдер рукавом утёр саднящие губы. — Отец всегда говорил, что вы ребята, лучшие из людей, кого он знал.
— Забавно. — Он видел зубы Отмели, когда тот усмехался. — Нам он, бывало, говорил, что мы худшие.
— В любом случае, не знаю, как мне вас и благодарить.
— Золотом, — ответил Отмель.
— Айе, — сказал Дно. — Золото годится в большинстве случаев.
— Вы его получите.
— Знаю. Вот за это мы тебя и любим, Кальдер.
— Ну, ещё и за обаятельное чувство юмора, — добавил Отмель.
— И за красивое лицо, и за эту прекрасную одежду, и за гаденькую ухмылочку, что так и просит кулака.
— И за безграничное уважение, что мы оказывали твоему отцу. — Отмель слегка поклонился. — Но, в основном, да, за старое доброе золото-хренолото.
— Как отдадим дань павшим? — спросил Дно, пихая один из трупов носком сапога.
Теперь, раз голова Кальдера успокаивалась, биение крови в ушах утихало, а долбёжка в переносице поблекла до мерной пульсации, он начал размышлять. Гадать, что здесь можно выгадать. Например, показать этих хлопцев Долгорукому, попробовать взбаламутить его. Покушение на мужа дочери в его собственном лагере есть оскорбление. Особенно для человека чести. А ещё можно приволочь их пред очи Чёрного Доу, бросить к его ногам и потребовать правосудия. Но обе возможности полны опасности, особенно когда он не знал наверняка, кто за этим стоит. Когда планируешь свои действия, первым делом всегда поразмысли о том, чтобы не делать ничего, посмотри, что это может тебе принести. Лучше всего бы этой швали исчезнуть, а ему притвориться, что ничего не случилось, и пусть враги гадают сами.
— В реку, — сказал он.
— А с этим? — Отмель ножом указал на паренька.
Кальдер стоял над ним, поджав губы.
— Кто тебя послал?
— Я только за лошадьми смотрел, — прошептал мальчишка.
— Да ладно, тебе, — сказал Дно, — нам в лом тебя резать.
— Мне не трудно, — сказал Отмель.
— Нет?
— Не в лом. — Он сграбастал мальчишку за горло и пододвинул нож к его носу.
— Нет! Нет! — заскулил тот. — Я слышал, Стодорог! Они сказали Бродда Стодорог! — Отмель отпустил его обратно в грязь, и Кальдер испустил вздох.
— Значит, он. Старый облезлый хуй. — Как сокрушительно предсказуемо. То ли Доу попросил его сделать дело, то ли он предпринял всё по собственной воле. Так на так — пацан больше ничего толкового не скажет.
Отмель покрутил нож, на лезвии мелькал лунный свет.
— Так что с юным господином, я в смысле, про конюшёнка?
Первым порывом Кальдера было сходу сказать «Убей его» и готово дело. Просто, быстро, безопасно. Но в последние дни он постоянно задумывался о милосердии. Давным-давно,
Парень сглотнул, поднимая взгляд больших, беспомощных глаз, блеснувших в темноте, вполне возможно, слезинками раскаяния. Власть была тем, чего Кальдер жаждал больше всего, поэтому он задумался о пощаде. Крепко задумался. Затем надавил языком на рассечённую губу — и впрямь очень больно.
— Убей его, — сказал он и отвернулся. От парня донёсся стон удивления, сразу и оборвавшийся. Собственная смерть всегда застаёт людей врасплох, даже если её приближение видно издалека. Всяк думает, что особенный и уповает на нечто вроде помилования. Но особенных нет. Он услышал всплеск, когда Отмель скатил тело мальчишки в воду, и на этом всё. Побрёл обратно, вверх по склону, проклиная свой промокший, прилипший плащ, облепленные грязью сапоги, и расквашенный рот. Кальдер размышлял, удивится ли сам, когда настанет его мгновение. Пожалуй.
Правильное решение
— Это правда? — спросил Дрофд.
— Ась?
— Это правда? — Парень кивнул в сторону Скарлингова Перста, горделиво стоящего на собственном холме-постаменте, отбрасывая только пенёк тени, ведь уже клонилось к полдню. — Что под ним похоронен Скарлинг Простоволосый?
— Сомневаюсь, — произнёс Утроба. — С чего бы?
— Разве не поэтому его назвали Скарлингов Перст?
— А как ещё надо было его назвать? — спросила Чудесная. — Скарлингов Хер?
Брак вскинул свои толстые брови:
— Теперь, когда ты об этом упомянула, он и впрямь слегка смахивает…
Дрофд перебил его.
— Нет, я о том, что зачем его так называть, если он тут не похоронен?
Чудесная посмотрела на него как на величайшего тупицу на всём Севере. Уж точно, одного из главных.
— Есть ручей, неподалёку от поля моего мужа — моего поля — его называют Скарлингов Ключ. Кроме него на Севере наверно ещё штук пятьдесят других. По-моему ходила легенда, что он утолял свою богатырскую жажду в их чистых водах перед тем как дать клич к наступлению или запеть доблестную песнь. Предположу — в большинство из них он разве что поссал, если вообще появлялся хотя бы в дне езды оттуда. Вот что такое быть героем. Каждому хочется маленький кусочек тебя. — Она кивнула на Виррана, преклонившего колени перед Отцом Мечей сложив ладони и закрыв глаза. — Через пятьдесят лет, пожалуй, будет дюжина Виррановых Ключей, там и сям, на полях, куда он ни разу не захаживал, и мокроглазые дурни будут спрашивать — «Это правда что под тем ручьём похоронен Вирран из Блая?». — Она отошла, качая коротко стриженой головой.
Плечи Дрофда поникли.
— Я же только, будь оно неладно, спросил! Я думал, раз их назвали Героями, значит, под ними похоронили героев.
— Кого б волновало, кого здесь похоронили? — прошептал Утроба, думая обо всех тех, чьи похороны он видел. — Как только человек попал в землю — он просто грязь. Грязь и сказания. А у сказаний и настоящих людей маловато общего.
Брак кивнул:
— Всё меньше с каждым пересказом.
— Хм?
— Скажем, Бетод, — проговорил Утроба. — Слушая рассказы ты, наверное, представляешь его самой злобной сволочью, чья нога только ступала на Север.