Героический Режим. Злая Игра. Дилогия

Башунов Геннадий Алексеевич

— Они меня тронули...

— Они за это заплатят.

— Как я? Как я заплатила за зло моего отца?

— Тише, тише, девочка... Никто не должен платить за чужое зло, только за своё. Гая! Наконец-то! Возьми людей и отнеси её к жрецам. Посмотри, что можно сделать с её рукой и глазами!..

— Я сделаю так, — тихо сказала девочка, — чтобы каждый заплатил за своё зло...

Я проснулся перед рассветом и тяжело сел. Голова раскалывалась так, будто это мне изрезали всё лицо, а потом ещё и вбили в висок кол. Судья уже раздувала костёр, а Комок, что-то промямлив, смылся — ему наша новая компания совсем не нравилась.

—

Кто такая Топлюша? — спросила Судья, когда мы принялись за завтрак. — Ты любишь её?

— Откуда ты про неё знаешь?

— Ты звал её ночью.

— Я любил её, — сказал я. После того, что я увидел во сне, мне тоже нужно было что-то рассказать ей. — Но женщина, которая думала, что любит меня, убила её, чтобы я достался только ей.

— Любовь причиняет только страдания, — задумчиво проговорила Судья.

— Не только.

— В наше время — только. — Она поднялась с одеяла и принялась собирать сумку. — Ведь женщина, о которой ты говоришь, тоже мертва — я слышу это по твоему тону. Инча сейчас страдает, но к тебе она никогда не вернётся, я её знаю. — Судья на миг замолчала, а после сухо буркнула: — Жри быстрее. За вчерашний день мы прошли слишком мало. У нас осталось всего девять дней.

Я затолкал остатки сыра в рот и, жуя, принялся собирать свои вещи.

Лето IV

Скверна медленно, но неотвратимо отравляла земли Сердца Мира. Нет, под ногами не простирались каналы со Скверной, чёрная жижа не булькала под ногами. Всё было гораздо хуже. Скверной был отравлен каждый вдох, что мы делали, трава под нашими ногами умирала на выжженной негативной энергией земле, опавшая с деревьев листва, на которой мы спали, разлагалась от ядовитых паров. Скверна поднимала мёртвых животных со сгнившей плотью, и они бродили по этому царству смерти в поисках хоть чего-то, что можно было сожрать. Чего-то живого. Но живыми были только мы с Судьёй, а мы — добыча зубастая.

Но и это не всё. Посреди мёртвой рощи мы натолкнулись на "ожившие" деревья — на их сухих ветвях набрякли чёрные почки, из которых распускались истлевшая листва. Под деревьями стелилась чёрная склизкая трава, длинная, как плющ. Я видел такую сотни раз, летом и осенью. Здесь побывал Некромант. Я не стал говорить об этом Судье. В конце концов, я планировал убить его самостоятельно.

За последующие четыре дня мы прошли около двухсот километров. Всего — двести двадцать. Шли быстро, как могли, часто переходили на бег, благо зелий выносливости с собой набрали достаточно — в отсутствии повреждений они неплохо восстанавливали силы, особенно, если учесть, что еды у нас было в обрез. Но мы всё равно не успевали. Мы старались не встревать в драки, но новость о нашем приближении дошла до жрецов, и за нами началась охота. Ни жрецы, ни проклятые не доставляли больших нам больших проблем, но они отнимали время. Таким темпом мы должны были добраться до указанного на карте места только через два дня, и всего три дня оставалось на возвращение. Не реально, и мы это понимали, но не говорили друг другу.

Комок предложил построить самолёт, я же планировал открыть канал до Каменного Мешка. Но любая попытка сделать что-то подобное срывалась: слишком много враждебной Скверны кругом, я даже обычные свои способности использовал с трудом. Мои энергетические каналы как будто кто-то перекрыл, слишком много усилий требовалось, чтобы прорваться к источнику

силы. На третьей ночёвке я попытался переработать Скверну так, как делал это на болоте и в Белой Рощи, но меня захлестнула такая бездна зла и отчаянья, что я, едва не сойдя с ума, отказался от этой идеи — слишком велика была сила осквернённого Культа Корда.

На шестой день мир превратился в разлагающийся остов. Под ногами шуршала чёрная сухая земля, скелеты деревьев окаменели, и даже сильный ветер не мог шелохнуть и веточку. Мумифицированные трупы людей и животных лежали неподвижно, но я понимал, что поднять их — один щелчок пальцев жрецов или Алексея. Мы прошли мимо большого хутора, от которого остался лишь прах — всё, что сделал человек, одежда, дома, повозки, сгнило, рассыпалось в пыль, и лишь осквернённое капище угрюмо возвышалось над руинами храма Корда.

— Если войска пойдут здесь своим обычным ходом, то они никуда не дойдут, — разлепила губы Судья, наверное, впервые за последние пару дней. Она сунула руку в свой мешок и показала мне кусок мяса. Кусок, как кусок, но как только Ораю сжала его в своей руке, он превратился в мокрое гнилое месиво.

— Возможно, Алая с Игроком нам в этом помогут, — ответил я, слабо усмехнувшись. — Не зря же она сказала, чтобы мы были у Каменного Мешка через десять дней.

— Уже через четыре с половиной. — Судья впервые подняла эту тему. — Мы не успеваем, если даже повернём назад сейчас.

— Значит, не будем поворачивать, просто сделаем что нужно, а там уже посмотрим, что дальше.

Ораю слабо ухмыльнулась.

— Ты всегда по этому принципу живёшь?

— Когда у меня нет выбора.

— Его никогда нет.

— В том-то и дело.

— Всё равно нам лучше поторопиться.

Мы перешли на бег. За первым хутором появился второй, а за ним начался то ли какой-то пригород, то ли город, не обнесённый стеной.

— Костей нет, — на бегу проговорила Судья. — И трупов.

Вот это она верно подметила.

— Может, обойдём это место?

— У нас и так не времени, а ты предлагаешь потерять ещё больше.

Я закалил глаза, вглядываясь в энергетическую составляющую этого мира. Ничего не видно. Сплошная чернота, скрывающая даже бурю в небе. Лишь слабый проблеск света справа указывал на то, что Судья никуда не делась и всё ещё бежит со мной.

Пришлось возвращаться в реальный мир и продолжать бежать, надеясь на лучшее.

— Как-то раз всё лето лил дождь, — сказала Ораю, — и я думала, что это худшее лето в моей жизни. Через два года мой отец ушёл с Игроком, а вернувшись, убил моих братьев. И я думала, что это худшее лето в моей жизни. Ещё через три года моих родителей убили, а меня изувечили. И я думала, что это худшее лето в моей жизни. Сейчас я бегу по священной земле, которую убили. И я надеюсь на то, что это худшее лето в моей жизни.

— Это единственное лето в моей жизни, мне сравнить не с чем. Но хуже-то уже быть не может?

— Надеюсь, но все надежды в моей жизни так редко сбываются.

Местность начала ощутимо подниматься. Резко, будто земля под нашими ногами вспучилась. Я вглядывался в каждый домик, но не замечал ничего подозрительного, пока не увидел, что стена одного из домов частично обрушилась так, будто действительно земля резко пошла вверх.

— Стой! — крикнул я Судье и остановился сам. Но было уже поздно.