Героинщики
Шрифт:
– Эта новенькая, Одри. Кажется, неплохая девушка, да? Сидела рядом со мной за завтраком, - лепечет он, как младших классах, когда у нас появлялась какая-нибудь новая девочка.
– Говорит она неохотно, типа, поэтому я просто посмотрел на нее и сказал: «Не надо ничего говорить, но если хочешь, типа, излить душу - я всегда готов выслушать». Она просто кивнула в ответ.
– Очень разумно с твоей стороны, Кочерыжка. Пусть тебе везет, друг. Я бы сразу ее трахнул, тотчас, когда остался бы с ней наедине.
– Да я вообще не о
– Но скоро ты выйдешь отсюда, Кочерыжка, и легко найдешь себе хорошую девушку из Порта, тебе достаточно рассказать что-то из своего почти потустороннего опыта или о реабилитации.
– Нет, я не хочу в Лейт. Мне там нечего делать, - качает он головой.
– Я к этому не готов, друг ...
Он хватается за голову, и я замираю на месте от удивления, когда он начинает плакать. По-настоящему, хнычет, как ребенок, еще и подвывает тоненько.
– Как я тогда испортил многое ... с мамой ...
Я обнимаю его за плечи. Это как пневматическую дрель держать, так сильно он дрожит от волнения.
– Ну, давай, Дэнни, держись, друг ...
Он смотрит на меня, его лицо покраснело, по подбородку текут сопли.
– Если я опять не найду работу, Марк ... и девушку ... кого-то, о ком смогу беспокоиться ...
К нам врывается Кайфолом. Он манерно морщится, когда Кочерыжка поднимает на него свои покрасневшие глаза глаза.
– Я пропустил что-то интересное?
Кочерыжка аж на месте подпрыгивает и кричит:
– Прекрати болтать об Элисон! Держи язык за зубами, блядь, понятно? Как ты можешь так с девушками ... ЭТО НЕПРАВИЛЬНО, ПОНИМАЕШЬ? ЭТО ВСЕ ХУЙНЯ!
– Дэниел ...
– говорит Кайфолом, поднимая ладони вверх, - что не так?
– ТЫ! ТЫ ВСЕМ НРАВИШЬСЯ!
Они ссорятся, кричат друг на друга, хотя их разделяет только пара дюймов.
– Иди отдохни, бля!
– кричит Кайфолом.
– А ты научись уважать людей!
– Расскажешь мне еще о каких-то аксиомах жизни с людьми?
– Не думай, что выйдешь сухим из воды, если будешь употреблять умные слова, - кричит Кочерыжка с нездоровым румянцем и слезами на лице.
– Говорю тебе, начни уважать людей!
– Да, тебе, например, это много добра в жизни принесло!
– ТЫ ПОПАЛ В ПРОГРАММУ РЕАБИЛИТАЦИИ, ДРУГ!
– ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, МНЕ, В ОТЛИЧИЕ ОТ ТЕБЯ, НЕ ХВАТИТ ОДНОЙ РУКИ, ЧТОБЫ ПО ПАЛЬЦАМ ПЕРЕСЧИТАТЬ, СКОЛЬКО ТЕЛОК Я ПЕРЕТРАХАЛ!
– ТЕБЕ ЛУЧШЕ ЗАТКНУТЬ СВОЙ РОТ, БЛЯДЬ!
– А ТО ЧТО? ЧТО ТЫ МНЕ СДЕЛАЕШЬ?
Эта болтовня разносится сквозь тонкие стены на весь коридор, и очень скоро к нам прибегают Тощая и Лен. Я сам не хотел ввязываться между ними, зачем мне такое счастье? Добрая душа Кочерыжка только и может, что скандалить, потому что в физическом плане против Кайфолома он не попрет. Но хотел бы я посмотреть, как они бьются.
– Мы не так решаем конфликты, мы не кричим и не угрожаем друг другу.
– риторически спрашивает Тощая, еще больше напоминая мне школьную учительницу.
– Это он начал!
– визжит Кочерыжка.
– Что ты говоришь? Я пришел вообще к Марку, а ты начал вопить, как безумный!
– Ты ...
– колеблется Кочерыжка.
– Ты ... говорил глупости о других!
– Тебе срочно нужно потрахаться!
Когда Кочерыжка разворачивается и выходит из комнаты, я кричу ему вслед:
– Думаю, нам всем это нужно сейчас, это - аксиома для всех.
Так я забираю в активный словарный запас слово, которое, видимо, Кайфолом последним нашел в своем преданном словаре, надеясь на то, что смогу таким образом произвести впечатление на Тощую и пофлиртовать с ней или, по крайней мере, повеселиться, но она вообще не обращает на меня внимания. Бедный Кочерыжка не сдержался сегодня, но потом он еще десять лет извиняться будет за этот случай перед Кайфоломом, как и все католики, страдающие от раскаяния.
Если хочешь извиниться перед кем-то, то надо, чтобы сначала тот человек сделал тебе что-то плохое, что будет иметь для тебя значение. Он всегда допускает такую ошибку. Лен шагает за ним, а Тощая остается с нами, будто мы можем броситься друг на друга.
А мы просто таращимся на нее.
– Это - внутренние ссоры, Амелия, - улыбаюсь я, - наши, лейтовские дела.
– Так решайте такие вопросы в Лейте, - отвечает она.
– Нелегко это сделать, когда половина Лейта находится в этом центре, - делится наблюдениям Кайфолом, и Тощая закрывает рот.
Наконец, она уходит. Кайфолом смотрит ей вслед.
– Амелия, Амелия, дай мне трахнуть тебя, - говорит он про себя, подняв бровь, и щупает себе ширинку.
– А у тебя не будет выбора ... если условия будут способствовать.
Оказалось, что те беззаботные птички, которые пробуждают меня утром, - это черно- белые сороки, которые свили гнездо на дереве прямо у моего окна. Я живу здесь только две недели, но кажется, что прошло уже два года.
Каждый день меня все сильнее душат чувства. Прошлое имеет особый, неповторимый аромат: густой, богатый запах маминого шоколадного торта, резкий аммиачный запах мочи Дэйви, от которого глаза режет, когда сидишь перед телевизором.
Кайфолом меня достает тем, что постоянно переодевается. По вечерам он выряжается так, будто собирается в клуб, а еще воняет этим лосьоном после бритья. Зато весь день ходит в трениках и футболках. Мы оба много стираем, потому что часто потеем. Видел Молли в прачечной после завтрака, она забрасывала в машинку свое белье. Она мне не нравится, но при виде нее мне сразу хочется вернуться в комнату и подрочить. Ковер в моей комнате уже похож на каток, потому что весь покрыт засохшей спермой.