Героинщики
Шрифт:
Бывший зять смотрел на него сверху вниз:
– Случилось только одно. Ты стоил мне много денег, точнее, твоя ебаная неосторожность.
Он уже придумал запасной план. Он точно знал, что когда-нибудь их махинации с заводом выплывут на поверхность. Но это стратегическое изменение значительно снизит его рейтинг на этом рынке. Теперь он больше не был Человеком с большой буквы. Никто из глазговских и даже английских дилеров, которым он поставлял качественную наркоту вместо их низкопробного коричневого пакистанского дерьма, больше даже не посмотрит в его сторону, они скорее сделают вид, что совсем незнакомые с ним, потому что теперь
Рассел Мар внимательно посмотрел в глаза своего бывшего зятя, пытаясь проникнуть взглядом сквозь эти непроглядные черные очки. Его сил хватило только на то, чтобы выжать из себя:
– Хорошо, Крейг.
– Сука, если ты еще хоть раз назовешь меня по имени, я оторву тебе, на хуй, голову.
Меня зовут Сикер. Повтори!
Действительно, его теперь звали так. Как он мог допустить такой ошибки? Это был Сикер. И только Сикер.
– Извини ... Прости, Сикер, - закашлялся он, чувствуя, что его вот-вот вывернет.
– Ладно, теперь убирайся отсюда.
Рассел Мар повернул дверную ручку и оказался в сумерках. Страх пересилил боль, и он быстро побежал оттуда. Скорее, скорее, скорее.
Оттепель
Седьмой этаж
Я не против предоставить временное убежище Марку, он - свой парень, но что-то я не уверен насчет мудилы, которого он привел с собой. Рыщет повсюду, как у себя дома, слава Богу, что он редко у меня бывает. Кто знает, чем он вообще занимается в жизни.
Сначала мне было довольно сложно привыкнуть к этой квартире, особенно утром, хотя не то чтобы я уж слишком чутко спал - главной проблемой этого места было то, что здесь проходил мусоропровод. Бутылки и всякий хлам все время летят вниз по трубе, вмонтированной в стену, с шумом падая в огромный мусорный бак.
Это утро не стало исключением; когда я просыпаюсь, то сразу ищу взглядом того чувака, Кайфолома по имени и Кайфолома по природе. Он сидит на подоконнике с тарелкой тостов в руках.
– Доброе утро, Никси, - гнусавит он, затем осматривает своим ебаным хозяйским взглядом на мои владения и говорит: - Хакни, видимо, не лучший район этого города.
Он что, ожидал, что будет жить в Букингемском дворце?
– Буду рад, если ты подыщешь себе что-то получше, - отвечаю я этому подонку.
А он на это поворачивается ко мне и говорит с наглой рожей:
– Будь уверен, именно этим я и занимаюсь.
Дерьма кусок. Слышал, он уже посрался с парой местных ребят здесь, в Лондоне. Я не люблю тратить свое время на мудаков, которые считают, что они - лучше всех, что только они имеют большие планы и гениальные идеи. Он презирает меня за то, что я живу в этой дыре, не вызывает никакого уважения.
Хочу сказать, кстати, что моя квартира - не самое плохое место в мире. Существует множество значительно худших многоэтажек, чем наш дом Беатрис. Даже здесь, на седьмом этаже, открывается довольно приятный вид - отсюда видно
По крайней мере этот Кайфолом проснулся; Марк также встал. Не хочу его обижать, но этот мудак только и знает, что спит. Он и сейчас такой вялый, едва продирает сонные глаза, хотя уже почти первый час. Марк берет коробку от видеокасетты, лежащую на телеке, рассматривает ее и говорит:
– А мне Чак Норрис нравится больше, чем Ван Дамм.
Кайфолом смотрит на него так, будто он совсем спятил: - Да, Рентон. Я почему-то даже и не сомневался, - говорит он.
Сейчас Кайфолом устроился за кухонным столом, чтобы подписать открытки. У него аккуратный, красивый почерк. Он повернулся к нам спиной, чтобы мы не подглядывали за ним, хотя нам на самом деле было не слишком интересно, что он там делает. Марк падает на диван и берет в руки роман Оруэлла, который сейчас читает: «Дочь священника». Это была первая книга, которую я прочитал в школе после того, как мне поставили дислексию и я начал с ней бороться. И неважно, что эта книга была раз в пять больше тех книг, которые читали все остальные в моем классе. С ней я выглядел, как настоящий чудак, но мне было плевать - я обожал этот роман. Оруэлл казался мне сумасшедшим. Я никогда не считал его нормальным, уравновешенным человеком.
– По крайней мере, отсюда открывается красивый вид на дорогу, - легкомысленно говорит мудрый героинщик Кайфолом.
– Кстати, звонил недавно Мэтти. Он грохотал как панда в китайской забегаловке.
Обожаю Мэтти. Лучше бы Рентон его с собой привез. Погуляли бы, как в старые времена в Шепердз-Буш. Хорошие были времена, кстати. Рентс внимательно смотрит на ястребиный профиль Кайфолома и возвращается к книге.
Как низко я пал: тусуюсь с этими шотландцами, но думаю только о Марше, которая живет прямо над нами.
Вдруг я чувствую страшный смрад, доносящийся из кухни. Вообще, в этой квартире часто пахнет, как в медвежьем берлоге, однако должен признать - этими словами я оскорбляю всех медведей мира, которые выглядят просто щеголями на нашем фоне. Марк наблевал там, ширнувшись пакистанским героином, блядь, а прибрать за собой забыл, поэтому теперь они с Кайфоломом ссорились на кухне.
– Я уберу, - обещает он, но кажется, что он действительно не собирается этого делать; он снова берет в руки это коричневое дерьмо, которое сначала не считал настоящим героином - говорил, что дома он был белый.
Но сейчас только и знает, что им ширяется.
Я устал от их компании, поэтому покидаю своих грязнуль-гостей и выхожу на холодную, свежую улицу, которая наполняет мои легкие ледяным воздухом, и мне сразу становится легче. На пути к рынку я встречаю сестру Марши, Иветт, - страшненькую толстую девушку, совсем не похожую на нее. Она стояла на остановке на Кингзланд-роуд.
– Как ты, все в порядке?
– Да.
– Как Марша?
– Отдыхает, немного приболела, - Иветт переминается с ноги на ногу, ее огромные сиськи почти выпрыгивают из глубокого декольте.