Герой. Бонни и Клайд: [Романы]
Шрифт:
— Полиция заявляет, что не может растянуть брезент внизу, — говорил репортер в тот момент, когда все четверо вбежали в комнату Уинстона, — поскольку опасается, что это может спровоцировать его прыжок. Баббер все время повторяет, что он будет говорить только с Гейл Гейли, местным телевизионным репортером. Но все попытки найти мисс Гейли оказались безуспешными.
— О Боже! — Гейл вдруг вспомнила, что, уходя, выключила зуммер в студии, и ее разыскивают всюду уже не менее получаса. Джон Баббер собирается совершить самоубийство и зовет ее, а ее нигде не могут
Пока Гейл лихорадочно набирала номер, Берни ла Плант с критическим видом смотрел на свой старый телевизор.
— Да он же весь зеленого цвета, этот Баббер!
— Да что ты мне рассказываешь! — возмутился Уинстон. — Ты обманул меня, ла Плант. Это не телевизор, а кусок дерьма!
Берни презрительно покачал головой.
— Да ты не умеешь настраивать его, болван, — Берни покрутил ручки регулировки цветов, чтобы добиться естественных тонов.
— Как вы видите, перед зданием отеля собралась толпа народу, — продолжал репортер Тринадцатого канала. — Многие люди плачут, умоляют Джона Баббера не прыгать.
Оператор направил камеру на толпу: там было не менее тысячи людей!
— Бога ради! — закричала Гейл Дикинсу. — Передайте ему, что я еду.
Она бросила трубку.
— Побежали, Чаки. За нами сейчас пришлют машину полиции. Ла Плант, вы тоже поедете со мной.
— Я? — заорал Берни.
Просто удивительно, сколько угрожающего может таиться во взгляде красивой женщины!
— Если вы не будете в машине через десять секунд, я вызову полицию.
Берни ла Плант в негодовании, пробормотал что-то вроде:
— Полицию? Что за ерунда! Это Америка, или...
Но Гейл Гейли была в ударе, она знала наверняка, как обращаться с таким ничтожеством, как Берни. Нужно найти его уязвимое место, а у Берни ла Планта это, несомненно, деньги. Она открыла сумочку и выгребла оттуда всю наличность:
— Вот! Пожалуйста... Десять, тридцать, пятьдесят долларов наличными. Сколько у тебя, Чаки? Дай мистеру ла Планту, сколько у тебя там есть...
Оператор вывернул свой бумажник, Гейл собрала все деньги и отдала Берни:
— Вот! Поехали! Джон в опасности!
Что за сумасшествие! Какой смысл спорить с женщиной, когда ей вожжа под хвост попала? Пожав плечами, озадаченный Берни ла Плант сунул деньги в карман и пошел за Гейл и Чаки к двери.
— О Боже, вы, люди рекламы и телевидения, думаете, что все покупается за деньги, что за деньги можно купить людей. Какая дешевка!
Машина Четвертого канала неслась по ночным улицам, вонзаясь лучами фар во тьму. Лицо Гейл посерело от волнения, сердце отчаянно билось от боязни за Джона. После того как они проехали двенадцать кварталов от дома Берни, к ним присоединился полицейский эскорт, завыли сирены, замигали яркие огни на крышах автомобилей, и они помчались еще быстрее, набирая скорость; теперь уже ничто не преграждало им путь. В машине с помощью монитора можно было смотреть различные каналы, повсюду показывали одно и то же — Джона Баббера, который вот-вот спрыгнет с небоскреба. Герой, ангел, спасший рейс 104,
— Это вы виноваты во всем! — сквозь зубы прошипела Гейл Берни.
— Я виноват? Я виноват в том, что этот болван залез на карниз?
— Если что-нибудь случится с Джоном Баббером, мистер ла Плант, я отдам вас под суд, и вас так засудят, — со всей строгостью закона, — клялась Гейл. Она по-настоящему страдала, раздираемая страхом за Джона и ненавистью к его мучителю.
— Похоже, все влюблены в этого ненормального! — возмутился Берни. — Я этого просто не понимаю! Но при чем тут я?
Гейл сердито посмотрела на него, ее темные глаза сверкали от гнева.
— Да, — презрительно ответила она, — в него все влюблены, вся страна его любит. И страна будет очень расстроена, если он разобьется насмерть из-за того, что его шантажирует такой подонок, как вы.
— Я шантажирую? — Берни был совершенно сбит с толку. Все это было выше его понимания. — Я что, виноват в том, что кричал на него, когда он ехал в своем лимузине? Он вор! Он украл мои...
Но не успел он произнести последние слова, не успел сказать Гейл Гейли, что именно Баббер украл у него его ботинок, деньги и славу, как Гейл буквально взорвалась, словно огнедышащий вулкан, только услышав слово «вор».
— Во всей этой суматохе у него была минута слабости! — закричала она. — Это совсем не то же самое, что целая жизнь, состоявшая из преступлений.
— Да, я не безгрешен, я не совсем идеален, но все же я не понимаю вашего отношения ко мне. Ведь я спас вашу ж...
Но Гейл даже не пыталась вникнуть в слова ла Планта.
— Жизнь, состоящая из преступлений, доведенная до последней точки вашим отвратительным поступком. Подумать только — шантажировать национального героя!
— Я спас вашу — что-о-о? — Берни удивленно вытаращил глаза. Это было уже что-то новое. — Шантажировать?
Огонь в глазах Гейл обратился в два взрыва:
— Вы думаете, я вас не раскусила? — закричала она. Ее подогревала уверенность в собственной правоте. — Хотя вы еще и не в тюрьме, это совсем не означает, что вы на свободе. У меня достаточно репортерского опыта, и я хорошо знаю людей, подобных вам, последний подонок!
Это поистине был удар ниже пояса.
Лицо Гейл смягчилось.
— Измученный дымом и огнем, Джон пережил минуту слабости, — произнесла она голосом, дрожащим от любви и сострадания. — Он жил в нищете, в машине. И проявил минутную слабость, украв мою сумочку.
Челюсть у Берни отвисла, и Чаки издал возглас недоверия:
— Стянул твою сумочку? В то время как спасал тебя? Ты что, шутишь?
— И продал ее мистеру ла Планту, подлецу, который теперь пытается шантажировать бедного Джона, — торжествующе закончила Гейл.
Шантажировать! О Боже! Да она, видно, совсем спятила! Берни был настолько потрясен этими обвинениями, что был не в состоянии выдавить ни звука, а это случилось с ним впервые в жизни.
— Он, должно быть, псих? — изумился Чаки. — Спас всех этих людей и прихватил сумочку?