Гёте. Жизнь как произведение искусства

Сафрански Рюдигер

Когда Гёте рассказывает про этот случай, позиция отца для него понятна, но его симпатии на стороне Торана, которого он описывает как благородного, вежливого, учтивого, а самое главное – любящего искусство человека. Торан открыл во Франкфурте французский театр и проследил за тем, чтобы мальчик мог беспрепятственно его посещать. Торан поддерживал и изобразительные искусства, он давал работу местным художникам, которые стали частыми гостями в доме на Хиршграбен. Мальчику было позволено присутствовать при их работе, и мастера нередко получали от него непрошеные советы. По всей видимости, Торан превосходно ладил с этим любопытным и рассудительным мальчишкой. Отец же, чей авторитет среди домашних был подорван самим присутствием расквартированных французов, был недоволен тем, что сын ходит за Тораном по пятам.

Как мы видим, отношения отца и сына не были безоблачными. Но при всем при том отец не жалел ни денег, ни времени на образование одаренного ребенка. Он нанимал домашних учителей, и в их обязанности входило не только требовать с сына знания обычной программы – латыни, Библии и так далее, но и помогать ему в освоении эстетических дисциплин: рисования, стихосложения, музыки. Он и сам занимался с сыном – главным образом

историей города, правом и географией. «Мой отец был вообще склонен к преподаванию и, находясь не у дел, любил учить других тому, что сам узнал и усвоил» [15] . Вместе с сыном он читал свои воспоминания о путешествии в Италию и рано познакомил его со своей коллекцией книг и гравюр. Отец с радостью наблюдал за его литературными успехами и то, что казалось ему особенно удачным, сохранял, подшивая в особую папку. Так продолжалось и в последующие годы. Неслучайно для нового фамильного герба Иоганн Каспар выбрал изображение лиры – символ муз и изящных искусств.

15

СС, 3, 15. Перевод несколько изменен. – Прим. пер.

Безусловно, ему хотелось, чтобы сын, как и он сам, стал юристом и, возможно, в своей учебе и карьере прошел бы те же этапы, что и он, – Лейпциг, Вецлар, Регенсбург, но при этом он уважал и его тягу к искусству. Во время адвокатской практики Гёте отец оплачивал для сына услуги писаря, чтобы у того оставалось время для чтения и сочинительства. Первые достижения сына на литературном поприще отец отмечал с великим удовольствием. Он хотел, чтобы сын повторил и его путешествие в Италию: «Мне предстояло идти по той же проторенной дороге, только дальше. Отец тем более ценил мои врожденные дарования, что ему недоставало их: он достиг того, что знал, лишь неимоверным прилежанием, упорством и зубрежкой. В юные мои годы и позднее он не раз говаривал, в шутку и всерьез, что с моими задатками вел бы себя иначе и попусту бы их не транжирил» [16] .

16

СС, 3, 29.

Когда в 1773 году Гёте вместе с отцом работал в его адвокатской конторе, то и здесь привычная иерархия перевернулась с ног на голову: именно отец, как «человек замедленного восприятия и деятельности», выступал в роли «тайного рефендария», предоставляя акты на рассмотрение своему сыну, гениальному в быстроте понимания и решения в том числе и юридических дел. «…отец изучал дела, а когда мы сходились вместе, – пишет Гёте, – вкратце излагал мне суть таковых, я же столь быстро их довершал, что отец не мог на меня нарадоваться и однажды, не удержавшись, заметил, что, будь я ему чужой, он бы мне позавидовал» [17] .

17

СС, 3, 586.

Разумеется, отец был для мальчика авторитетом, но не таким, против которого нужно было бы бороться и восставать всеми силами души. В символическом отцеубийстве не было необходимости. Свойственного «Бури и натиску» пафоса in tyran nos [18] у Гёте мы не найдем. У его более позднего прометеевского негодования были другие истоки и другие адресаты.

Итак, бороться с отцом за независимость было не нужно, а со временем Гёте перенял многие его причуды. Добросовестность и педантичность, тяготившая сына в отце, позднее проявилась и в нем самом. Он не скупится на похвалу, когда говорит об упорстве и последовательности отца – качествах, которые поначалу он не обнаруживает в своем характере. И все же со временем Гёте тоже становится последовательным и серьезным – он приходит к этому через игру. У отца последовательность и упорство тоже были сродни игре, никакая внешняя профессия его к ним не принуждала. Со всей серьезностью и педантичностью он занимался своими любимыми занятиями. Точно так же поступал и сын, который по собственному желанию и настроению брался за многое и многое оставлял незаконченным. Впрочем, большинство его начинаний в конце концов были завершены, даже если работа над ними, как, например, над «Фаустом», продолжалась всю жизнь.

18

Во втором издании «Разбойников» Шиллера, вышедшем в 1782 году, на титульном листе была виньетка – изображение разгневанного, приготовившегося к прыжку льва с грозно поднятой лапой. Под рисунком начертаны по-латыни слова: «In tyrannos!» – «На тиранов!» Так называлось последнее сочинение немецкого писателя и политического деятеля Ульриха фон Гуттена, борца против власти князей и духовенства в XVI веке. – Прим. пер.

B отца пошел суровый мой Уклад, телосложенье; В мамашу – нрав всегда живой И к россказням влеченье [19] .

Мать Гёте по возрасту была ближе к своим детям Вольфгангу и Корнелии, чем к супругу. Во время домашних уроков она тоже сидела в детском уголке – ей самой еще многому надо было научиться. Грамотно писать она так никогда и не выучилась. Впоследствии она не без кокетства предостерегала своего сына не мучить его собственного ребенка: «не мучай мальчика правописанием – может, он пошел в этом в бабку» [20] . Она упорно писала так, как говорила и слышала, но при этом осознавала, что всегда находит нужную тональность в речи и письме и наделена талантом образного, живого повествования:

«Дар мой, данный мне Богом, – это живое изображение всех вещей, что врезаются мне в память, больших и незначительных, правдивых и вздорных, так что в любом кружке, где мне случается оказаться, все радуются и смеются, если я что-то рассказываю» [21] . Так оно и было. Детям она рассказывала сказки. Однажды в воскресенье Вольфганг вынес кресло, на котором она обычно сидела, рассказывая сказки, во двор и обвил его цветами. Матери доставляло удовольствие погружаться в мир своих детей, потому что в ней самой еще жила детская душа. Отсюда и ее талант, и любовь к сочинительству. Она сама «больше всего на свете» хотела каждый вечер плести нить своих историй, чтобы Вольфганг сидел у ее ног, не сводя с нее своих «больших черных глаз» и сгорая от гнева и нетерпения, если что-то в рассказе было ему не по вкусу. Однажды на следующий день после вечерней сказки Гёте поделился с бабушкой, как, по его разумению, эта сказка должна закончиться, а та передала матери, которая в тот же вечер завершила историю в точности так, как хотелось ее сыну. Тот был счастлив: «с сияющими от радости глазами» следил он за «воплощением своих смелых замыслов» [22] .

19

MA 13.1, 228.

20

BrEltern, 884 (1.7.1808). В оригинале все цитаты из писем матери Гёте изобилуют грубыми нарушениями правил правописания. – Прим. пер.

21

BrEltern, 867 (6.10.1807).

22

BW mit einem Kinde, 420–421.

Мама привносила в домашнюю жизнь сказочное волшебство, она же устанавливала мир и согласие, если в том была необходимость. Когда отношения с квартировавшим в доме французским лейтенантом Тораном стали напряженными, именно она способствовала улаживанию недоразумений. В конфликтах сына с отцом она тоже всегда пыталась найти путь к примирению. Она ценила радость общения, и когда в эпоху «Бури и натиска» слава сына привела в их дом множество новых друзей – Клингера, Ленца, Вагнера, она всех их называла своими сыновьями и любила, чтобы ее называли Матушкой Айей, как мать в народном эпосе «Сыновья Эмона». Друзьям сына она давала мудрые советы. Например, когда Клингер жалуется на скуку, царившую в Гисене, где он в то время учился, она пишет ему: «Я всегда говорю – вам, поэтам, ничто не мешает идеализировать любое, пусть даже скверное место, из ничего вы можете сотворить нечто; но возвращайтесь же обратно, если Гисен нельзя превратить в город фей. Я, во всяком случае, в этом большая мастерица» [23] . Это умение матери поэтизировать действительность Гёте очень ценил. Ее манера уберегла его от искушения относиться к поэзии с чрезмерной серьезностью. В «Поэзии и правде» он пишет: «Но если я, преобразовав действительность в поэзию, отныне чувствовал себя свободным и просветленным, то мои друзья, напротив, ошибочно полагали, что следует поэзию преобразовать в действительность» [24] .

23

BrEltern, 402 (23.5.1776).

24

СС, 3, 497.

Чувство реальности у матери было разрежено поэзией и поэтому никогда не стесняло ее. Она умела удивляться и использовала любую возможность для веселья. Она была открыта настоящему, но не позволяла каждодневным заботам омрачать ей жизнь. Как мы читаем в одном из ее писем герцогине Амалии, она «клятвенно пообещала себе <…> изо дня в день не упускать ни одной даже самой маленькой радости, но и не препарировать их. Другими словами, с каждым днем все глубже погружаться в чистое, как у ребенка, ощущение жизни» [25] . Не пренебрегает она и подсобными средствами, помогающими поднять настроение.

25

BrEltern, 473 (16.5.1780).

И посылая лучшие вина из своего винного погреба сыну в Веймар, она в то же время «из экономии расходов на перевозку» намеревается «до последней капли выпить вина не столь хорошие» [26] . Привычку нюхать табак, от которой ей настоятельно рекомендовали избавиться, она сохраняет до глубокой старости, оправдываясь перед невесткой: «без щепотки табака письма мои были что солома – квитанции, а не письма. Но теперь! Все идет как по маслу!» [27]

26

BrEltern, 477 (14.7.1780).

27

BrEltern, 854 (16.5.1807).

Другим она тоже от души желала радости и удовольствий. Кристиану Вульпиус в письмах сыну она называет «ночное сокровище», а ей самой пишет в 1803 году: «Вы, стало быть, поправились, вошли в тело, и я этому рада, ибо вижу здесь признак доброго здоровья – и для нашей семьи это в порядке вещей» [28] . Она без стеснения говорит о телесном, в том числе и когда речь заходит об искусстве. Античные статуи, которые коллекционирует ее сын, она называет «голозадые» [29] .

28

BrEltern, 808 (24.9.1803).

29

BrEltern, 257.