Гианэя (изд.1989г.)
Шрифт:
Он думал, что вполне удовлетворительно разрешил ее недоумение.
– Вы мне ничего не объяснили, – сказала Гианэя неожиданно для него. – Но, кажется, я сама догадалась, в чем тут дело. По-вашему, купальный костюм закрывает тело, и его не видно. Так?
И внезапно Муратов все понял сам. Ее вопрос открыл ему истину.
Вот оно что! Он забыл о тепловом излучении всех живых тел, излучении, которое Гианэя и люди ее планеты воспринимают как свет, которое они видят.
Предрассудок – цепкая вещь. И наряду с удовлетворением,
И она думала до сих пор, что и люди Земли видят ее тело, одета она или нет.
Отсюда и вытекало непонятное отсутствие у Гианэи женской стыдливости. В их мире одежда служила только для защиты от холода и пыли.
Легерье ошибся. Поведение Гианэи в первый день встречи ее с земными людьми не имело ничего общего с его предположениями. Она просто не видела разницы, быть одетой или нет.
И покрой ее платьев, который все расценивали, как проявление кокетливости, был вызван обычаем, в котором не было никакого желания быть красивой или привлекательной.
И в то же время платье играло какую-то роль в ее понимании. Об этом свидетельствовал случай, когда Гианэя надела подаренное ей в Японии кимоно и явно интересовалась, идет оно ей или не идет.
«Трудно разобраться в мировоззрении существа другого мира, – подумал Муратов. – Между нами только внешнее сходство, но внутренне мы совсем разные».
Он был уверен, что теперь, после того, что она узнала, Гианэя уже не предложит ему идти с ней в бассейн.
Но он не учел, что сознание человека не может измениться мгновенно. Самая мысль, что тела можно стыдиться, никак не могла возникнуть у Гианэи. Он понял это, когда она сказала:
– И все же я не понимаю, почему вы не можете пойти со мной.
– Идемте! – сказал он.
Гианэя обрадовалась совсем по-детски.
– Я очень не люблю быть одна, – сказала она, опровергая этими словами еще одно ошибочное мнение. Все считали, что Гианэя как раз любит одиночество и терпит присутствие возле себя Марины Муратовой в силу необходимости. – Тем более когда плаваю. Одной скучно. Мы будем перегонять друг друга, хорошо?
Она уже забыла о только что состоявшемся разговоре, забыла потому, что не придавала ему никакого значения.
– Вряд ли мне удастся перегнать вас, – сказал Муратов. – Я неважный пловец.
– Жаль, что нет мяча. – Гианэя произнесла слово «мяч» с очевидным трудом. – Мне нравится игра с этим предметом, особенно в воде. Мы играли с Мариной.
– Почему же, – ответил Муратов, – наверное, здесь найдется мяч. Я сейчас узнаю. Можно пригласить еще кого-нибудь и сыграть в водное поло.
Мяч для игры в поло, конечно, нашелся на станции. Нашлись и любители древней игры.
Но никто не согласился с мнением Муратова.
«Гианэя может делать что ей угодно, – ответили ему, – а мы будем поступать по-своему,
И семь человек вошли в воду бассейна в традиционном наряде пловцов – плавках и шапочках.
И Гианэя не только не обратила никакого внимания на «отсталость» своих партнеров, но даже просто не заметила ничего. И если бы Муратов подумал как следует, он понял бы, что она и не могла этого заметить.
Игра продолжалась долго и закончилась полным разгромом партии, в которой находился Муратов, игравший против Гианэи.
Ее ловкости и силе бросков никто не мог противостоять.
На Луне не было хороших спортсменов. И в ворота, охраняемые Виктором, влетело восемнадцать мячей, посланных рукой Гианэи. Ее партнеры, сразу увидевшие, какого мастера они имеют в своих рядах, всю игру строили в расчете на Гианэю, выводили ее вперед, и каждый прорыв заканчивался голом.
– С вами невозможно играть, – с досадой сказал Виктор, когда, возбужденные и усталые, они вышли из воды, – Эта игра существует на вашей родине?
– Нет, у нас не может ее быть, потому что —у нас нет мячей.
После ужина Муратов снова сидел в комнате Гиа-нэи и беседовал с ней. Она сама попросила его прийти; Казалось, после ссоры она испытывала к Виктору особую симпатию.
Он успел уже рассказать всем о своем очередном открытии, и новость никого не удивила.
– Так и должно быть, – сказал Токарев. – Тепловое инфракрасное излучение проходит сквозь ткани, и Гианэя конечно видит то, что скрыто от наших глаз. Но видит иначе, чем при отсутствии покровов. Было бы очень интересно, если бы Гианэя нарисовала в красках человека так, как она его видит.
– Да, но у нас нет красок для передачи инфракрасного цвета, – сказал Стоун. – Вполне возможно, что он воспринимается Гианэей не таким, каким мы видим его на инфракрасном экране.
В беседе Муратов попытался выяснить этот вопрос.
– Право не знаю, как вам объяснить, – ответила Гианэя. – Этот цвет смешивается с другими, и его трудно выделить. Потому я и рисую только карандашом. У вас нет нужных красок. Именно это и натолкнуло меня на мысль, что вы видите не так, как мы. А объяснить, как выглядит цвет, которого вы никогда не видели, невозможно.
– Значит, – сказал Муратов, – вы сразу определяете температуру тела, с одного взгляда?
– У нас нет слова «температура», и степень нагретости мы никогда не измеряем. Зачем? Это и так видно.
«Вот почему она оттолкнула термометр Янсена, – подумал Муратов. – Она не поняла, что он хочет делать».
– Скажите, когда вы подлетели к Гермесу, вы увидели, что астероид обитаем?
– Да, небесные тела таких размеров холодны. Мы заметили, что от искусственного сооружения – мы тогда не знали, что это такое, – исходит свет двух видов. Искусственный – холодный и живой – теплый. Мы поняли, что там есть живые существа, – конечно, люди.