Гибель гигантов
Шрифт:
Они проехали несколько остановок на автобусе и вышли в скандально известном пригороде Челси. В этом районе недорогого съемного жилья селились художники и писатели. Что же, интересно, хотел он ей показать? — подумала Этель. Они пошли по улице вдоль маленьких коттеджей.
— Вы видели когда-нибудь парламентские дебаты? — спросил Фиц.
— Нет, — ответила Этель. — Но очень бы хотела.
— Для этого нужно получить приглашение от члена парламента или пэра. Хотите, я устрою?
—
Казалось, он обрадовался, что она согласилась.
— Я узнаю, когда будет происходить что-нибудь интересное. Может, вы захотите послушать выступление Ллойда Джорджа?
— Да!
— Сегодня он собирает правительство. Думаю, вечером он присягнет королю в качестве премьер-министра.
Этель задумчиво смотрела по сторонам. Местами Челси напоминал деревню, которой был сотню лет назад: оставалось много старых деревенских домиков, приземистых, с большими садами и огородами. В декабре мало что зеленело, но все равно пейзаж — приятный, почти сельский — радовал глаз.
— Забавная штука политика, — сказала она. — С тех самых пор как начала читать газеты, я хотела, чтобы Ллойд Джордж стал премьер-министром, но теперь, когда так и случилось, меня это огорчает.
— Почему?
— Он самый ярый сторонник войны в правительстве. Его назначение может уничтожить всякую надежду на мирные переговоры. Но с другой стороны…
Фиц, похоже, заинтересовался.
— Что же?
— Он — единственный, кого, если он все-таки начнет мирные переговоры, не станут за это распинать кровожадные газетчики Нортклиффа.
— В этом-то все и дело! — взволнованно сказал Фиц. — Сделай это кто угодно другой — и все газеты завопили бы: «В отставку Асквита! — или Бальфура, или Бонара Лоу, — и ставьте Ллойда Джорджа». Но уж если они начнут нападать на Ллойда Джорджа — вообще никого не останется.
— Значит, может, и есть надежда на мир.
— А почему бы вам не надеяться на победу, а не на мир? — сказал он, не скрывая раздражения.
— Потому что именно надеясь на победу мы и заварили эту кашу, — спокойно сказала она. — Что вы хотели мне показать?
— Вот что, — сказал он, останавливаясь у калитки. Он отпер ее и распахнул перед Этель. Они вошли в сад, окружавший уединенно стоящий двухэтажный дом — таким домом вполне мог бы владеть известный музыкант, подумала Этель, или знаменитый актер. Фиц вынул из кармана ключ и отпер дверь. Они вошли, он закрыл дверь и поцеловал ее.
Она поддалась. Ее так давно не целовали, и она чувствовала себя как умирающий от жажды в пустыне путник. Она обвила руками его шею и прижалась к нему. Этель чувствовала, что он желает ее так же отчаянно, как она его. Но еще не потеряв контроль над собой, она успела его оттолкнуть.
— Не надо, —
— Почему?
— В прошлый раз это кончилось тем, что мне пришлось разговаривать с вашим чертовым законником, — сказала она, отстраняясь. — Я уже не так наивна, как раньше.
— Теперь все будет по-другому, — сказал он, тяжело дыша. — Теперь я понимаю, каким дураком был, что расстался с тобой. Я был молод и глуп.
Чтобы успокоиться, она заглянула в комнаты. Там было полно неуклюжей старой мебели.
— А чей это дом? — спросила она.
— Если захочешь — твой.
— Что это значит?
— Ты с ребенком могла бы жить здесь, — объяснил он. — Здесь много лет жила наша бывшая экономка, работавшая еще при моем отце. Несколько месяцев назад она умерла. Ты можешь обставить дом по-своему, купить новую мебель.
— Жить здесь? — сказала она. — В каком качестве?
Он не мог заставить себя сказать это.
— В качестве вашей любовницы? — сказала она.
— Здесь у тебя будет няня для ребенка, пара служанок, садовник. Даже автомобиль с шофером, если пожелаешь.
Она желала, чтобы здесь был он, вот что было главное.
Он неправильно истолковал ее задумчивость.
— Может, хочешь дом побольше? Или лучше в Кенсингтоне? Хочешь экономку, дворецкого? Я дам тебе все что угодно, неужели ты не понимаешь? Моя жизнь без тебя пуста.
Она видела, что он говорит правду. Во всяком случае, прямо сейчас это было правдой — когда он хотел ее и жаждал удовлетворить свое желание. Но по собственному горькому опыту она знала, как быстро все может измениться.
Беда в том, что она хотела этого так же сильно.
Должно быть, он это понял — и снова обнял ее. Она запрокинула лицо, чтобы он ее целовал. «Да, я хочу еще!» — думала она.
И снова оторвалась от него — прежде чем потеряет контроль над собой.
— Ну как? — сказал он.
Пока он ее целовал, она была не в состоянии принять разумное решение.
— Мне нужно побыть одной, — сказала она. И заставила себя отойти от него, пока не стало слишком поздно. — Я иду домой, — сказала она. Открыла дверь. — Мне нужно время. Я должна подумать.
— Думай сколько пожелаешь, — сказал он. — Я буду ждать.
Она закрыла за собой дверь и побежала.
Гас Дьюар находился в Государственной галерее на Трафальгарской площади. Он стоял перед картиной Рембрандта «Автопортрет в возрасте 63 лет».
— Невероятный урод, — сказала стоявшая рядом женщина.
Он обернулся и узнал Мод Фицгерберт.
— Я — или Рембрандт? — спросил он, и она засмеялась.
Они пошли по галерее вместе.