Гибель гигантов
Шрифт:
Оставив винтовку, Григорий, тихо ступая, стал подниматься по лестнице. Не спеша, стараясь не делать лишних усилий, чтобы не выдать себя шумным дыханием. Револьвер он держал в правой руке, дулом вверх.
Через несколько секунд он почувствовал запах дыма.
Снайпер курил. Но едкий табачный запах можно чувствовать издалека, и Григорий не мог определить, насколько близко находится от снайпера.
Впереди он увидел отраженный отблеск солнечного света. Он шел крадучись, готовый выстрелить в любой момент. Свет проникал в башню через незастекленное окно. Снайпера здесь не было.
Григорий
Он услышал отчетливый вдох. Это так испугало его, что он чуть не нажал на курок. Потом сообразил, что такие звуки издает курящий, когда затягивается. В следующую секунду он услышал тихий удовлетворенный выдох.
Он заколебался. Неизвестно, куда смотрит снайпер и куда направлено его оружие. Он хотел дождаться новых выстрелов, чтобы быть уверенным, что снайпер сосредоточен на том, что происходит на улице.
Ожидание могло означать еще чью-то смерть, еще какой-нибудь Яков или Варвара упадут сейчас на холодные камни мостовой, истекая кровью. С другой стороны, в случае неудачи, сколько еще людей убьет этот снайпер только за сегодня?
Григорий решил набраться терпения. Это как на поле боя: не стоит бросаться на помощь раненому товарищу, жертвуя собственной жизнью, рисковать следует лишь когда велики шансы вынести его с поля боя.
Он снова услышал вдох и последовавший за ним долгий выдох, а потом по лестнице скатился смятый бычок, отскочил от стены и упал у его ног. Было слышно, как снайпер ерзает, меняя положение в тесном пространстве. Потом Григорий услышал тихое бормотание: «Свиньи… Революционеры… Евреи вонючие… Шлюхи заразные… Дегенераты…» Снайпер накручивал себя, готовясь убивать.
Если Григорий сможет сейчас с ним покончить, это спасет кому-то жизнь.
Он сделал шаг.
Бормотание продолжалось. «Скоты… Сброд… Воры, подонки…» Голос показался ему смутно знакомым, и Григорий подумал, не встречался ли с этим типом раньше.
Он сделал еще шаг и увидел ноги снайпера, обутые в сияющие новенькие полицейские сапоги черной кожи. У снайпера был небольшой размер ноги, и сам он был маленького роста. Он стоял на одном колене, в наиболее удобной для стрельбы позе. Теперь Григорий видел, что снайпер расположился в одной из угловых башен, чтобы стрелять в трех разных направлениях.
«Еще шаг, — подумал Григорий, — и я смогу убить его наверняка».
Он сделал следующий шаг, но от волнения оступился. Он споткнулся, упал и уронил пистолет — тот с громким стуком упал на каменные ступени.
Снайпер громко выругался и оглянулся.
Григорий узнал приятеля Пинского — Илью Козлова.
Он бросился за своим упавшим револьвером — и промахнулся: тот заскользил по каменным ступеням со ступеньки на ступеньку и остановился далеко внизу.
Козлов начал оборачиваться, но из его позиции ему не так-то просто было это сделать.
Григорий восстановил равновесие и шагнул на следующую ступеньку.
Козлов пытался развернуться со своей винтовкой. Это была обычная винтовка Мосина, но с оптическим прицелом.
Тогда Козлов прытко вскочил на ноги. У него была маленькая голова и неприятное лицо. Возможно, стреляя, он словно мстил всем выросшим мальчикам и девочкам, что обижали его в детстве.
Григорий схватился обеими руками за винтовку. Они пытались вырвать ее друг у друга, стоя лицом к лицу в тесной башне, у незастекленного окна. Григорий услышал взволнованные крики и понял, что люди на улице их видят.
Григорий был выше и сильнее и знал, что отнимет винтовку. Козлов тоже это понял и внезапно разжал руки. Григорий пошатнулся. В один миг полицейский выхватил короткую деревянную дубинку и, бросившись вперед, ударил Григория по голове. У Григория потемнело в глазах. Сквозь мутную пелену он увидел, что Козлов опять замахивается. Он поднял винтовку, и дубинка скользнула по стволу. Прежде чем полицейский смог снова ударить, Григорий бросил винтовку, схватил Козлова за грудки и поднял.
Козлов был худ и весил немного. Подержав на вытянутых руках, Григорий изо всех сил швырнул его в окно.
Казалось, Козлов падает очень медленно. Когда он перелетал через балюстраду, солнце отчетливо высветило зеленый рант его полицейской формы. В тишине прозвучал долгий крик ужаса. Даже здесь, на колокольне было слышно, как тело гулко ударилось о землю, и крик оборвался.
После секундной тишины раздался громкий радостный шум.
Григорий понял, что это крики в его честь. Люди видели полицейскую форму на упавшем и солдатскую — на оставшемся в башне, и поняли, что произошло. Он смотрел, как они выбегают из дверей, выходят из переулков и останавливаются на мостовой, глядя на него снизу вверх, крича и аплодируя.
Но радости он не чувствовал. Он убивал людей и на войне, но не мог радоваться очередному убийству, как ни заслуживал смерти этот Козлов. Он постоял еще немного, чувствуя себя неловко, потом нырнул в башню и спустился вниз.
По пути он поднял винтовку и револьвер. В церкви его ждал испуганный отец Михаил. Григорий наставил на него револьвер.
— Мне следует вас пристрелить! — сказал он. — Этот снайпер, которого вы пустили на крышу, убил двух моих друзей и еще как минимум троих; а вы — вы тоже убийца, раз позволили ему это сделать!
Но Григорий не смог себя заставить убить безоружного невоенного человека, он застонал и вышел вон.
Атмосфера на улице изменилась. Среди людей было больше пьяных, в каждом квартале у дверей один, а то и двое валялись на промерзшей земле. Он потрясенно заметил, что парочки в переулках уже не ограничиваются одними поцелуями. И все были вооружены. Очевидно, разгромили и другие склады оружия, а может, и заводы, где оно производилось. На каждом перекрестке стояли разбитые автомобили, кое-где — кареты «скорой помощи», и врачи перевязывали пострадавших. Дети вместе со взрослыми гуляли по улицам, мальчишки развлекались вовсю: таскали еду, курили, залезали в оставленные автомобили.