Гибель гигантов
Шрифт:
Все закричали, соглашаясь.
— Городским жителям нужен хлеб. Наши женщины должны спокойно ходить по улицам. Предприятия должны снова открыться, мельницы должны молоть муку! Но не так, как в прежние времена!
Теперь все его слушали, не понимая, куда он клонит.
— Мы, солдаты, должны перестать избивать средний класс, насиловать женщин на улицах и громить винные лавки. Мы должны вернуться в казармы, протрезветь и вернуться к исполнению своих обязанностей. Но… — он сделал многозначительную паузу, —
Раздался шум одобрения.
— Какими же будут эти условия?
Кто-то крикнул:
— Приказы должны издавать выборные комитеты, а не офицеры!
— И никаких больше «благородий» и «превосходительств», будут называться по званиям! — сказал другой.
— И честь не отдавать! — выкрикнул еще один.
Григорий растерялся. Он не мог всех даже выслушать, а запомнить сказанное — тем более. Ему на выручку пришел председатель.
— Я предлагаю всем, у кого есть предложения, подойти к товарищу Соколову.
Григорий знал, что Николай Соколов был юристом левых. «Это правильно, — подумал он, — нам нужно, чтобы кто-то перевел все наши предложения на язык юристов».
— Когда вы запишете все свои предложения так, как считаете нужным, — продолжал председатель, — выносите их на рассмотрение Совета.
— Хорошо! — Григорий спрыгнул с платформы. Соколов сидел за маленьким столиком у стены. Григорий и Константин подошли к нему, а за ними еще полтора десятка депутатов.
— Ну что же! — сказал Соколов. — Кому это адресовано?
И снова Григорий пришел в замешательство. «Всему миру», — хотелось ему сказать. Но солдат рядом его опередил:
— Петроградскому гарнизону.
— Всем солдатам гвардии, армии и артиллерии, — сказал другой.
— И флота, — добавил кто-то.
— Отлично, — сказал Соколов, записывая. — Для немедленного и точного исполнения, я полагаю?
— Да.
— А также рабочим Петрограда — для сведения?
— Да-да! — нетерпеливо сказал Григорий. — Так… Кто предлагал выборные комитеты?
— Я предлагал, — сказал солдат с седыми усами. Он присел на край стола прямо перед Соколовым. — Все войска должны создать комитеты из выбранных ими представителей.
— Во всех ротах, батальонах, полках… — записывая, сказал Соколов.
— Батареях, эскадронах, на судах военного флота, — добавил кто-то.
— Те, кто еще не выбрал своих представителей, должны это сделать, — добавил седоусый.
— Так, — сказал Григорий нетерпеливо. — Теперь вот что. Всякого рода оружие, включая бронированные автомобили, должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов, а не офицеров.
Несколько солдат высказали одобрение.
— Готово, — сказал Соколов.
— Все воинские части, — продолжал Григорий, — подчиняются Совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.
Соколов
— Это значит, — сказал он, — что фактическая власть над армией будет у Совета.
— Да, — сказал Григорий. — Приказы военной комиссии Думы следует исполнять лишь в тех случаях, когда они не противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.
Соколов продолжал смотреть на Григория.
— В этом случае Дума будет так же бессильна, как и прежде. Прежде она подчинялась прихоти царя. А теперь, значит, любое решение потребуется утверждать в Совете.
— Именно, — сказал Григорий.
— Следовательно, главным будет Совет.
— Пишите, — сказал Григорий.
Соколов записал.
Кто-то сказал:
— Офицерам воспрещается грубить другим чинам.
— Сейчас, — сказал Соколов.
— И обращаться к ним на «ты», словно мы дети или домашняя скотина.
Григорий подумал, что это все мелочи.
— Этому документу нужно дать название, — сказал он.
— Что вы предлагаете? — спросил Соколов.
— А как вы называли предыдущие приказы Совета?
— Никак, — сказал Соколов. — Это — первый.
— Значит, пусть так и будет, — сказал Григорий. — Так и запишите: «Приказ номер один».
В следующие два дня было принято еще несколько приказов, и Григорий с огромным воодушевлением занимался этой насущной работой революционного правительства. И все же он постоянно думал о Катерине и Вовке, а вечером в четверг наконец-то нашел возможность оставить работу и навестить их.
Он шел на юго-западную окраину Петрограда, и его сердце сжималось от плохих предчувствий. Катерина обещала держаться подальше от неприятностей, но ведь женщины Петрограда считали, что это и их революция. И если бы Катерина решила с Вовкой на руках отправиться в центр посмотреть, что происходит, — она была бы там не единственной матерью с ребенком. Множество невинных людей погибло — кто от выстрела полицейского, кто под ногами толпы, кто под колесами экспроприированного автомобиля с пьяным солдатом за рулем, а кто и просто от шальной пули. Когда Григорий входил в свой старый дом, он со страхом ждал, что навстречу попадется кто-нибудь из жильцов и со слезами на глазах скажет: «Случилось непоправимое…»
Он поднялся по лестнице, постучал в дверь и вошел. Катерина вскочила со стула и бросилась ему на шею.
— Ты жив! — воскликнула она и стала его целовать. — Я так волновалась! Я не знаю, что бы мы без тебя делали!
— Прости, что не мог прийти раньше, — сказал Григорий. — Но меня делегировали в Совет…
— В Совет?! — Катерина засияла от гордости. — Мой муж — депутат! — И снова обняла его.
Григорий увидел в ее глазах восхищение. Впервые в жизни.