Гибель гигантов
Шрифт:
Она повернулась к Берни.
Он смотрел на нее так, словно был готов ее убить.
Глава тридцать третья
11 ноября 1918 года
В два часа ночи в доме Фицгерберта на Мэйфэр зазвонил телефон.
Мод еще не ложилась, сидела при свече в гостиной, под взглядами портретов почивших предков, и задернутые шторы ей казались погребальными одеяниями, а диваны и кресла, едва заметные в тусклом свете, дикими ночными хищниками. В течение нескольких последних дней она почти не спала.
Она сидела одна, с остывшей чашкой чая в руках, глядя на горящие угли и думая, где он сейчас и что он делает. Спит в сыром окопе или готовится к завтрашнему бою? А может, он уже мертв? И она уже вдова, проведшая с мужем всего две ночи за четыре года брака. Она могла быть уверенной лишь в одном: в плен он не попал. Джонни Ремарк проверял по ее просьбе списки пленных офицеров. Джонни не знал ее тайны: он думал, она беспокоится о нем лишь потому, что до войны Вальтер был близким другом ее брата.
Телефонный звонок испугал ее. Сначала она подумала, что это какие-то новости о Вальтере, но тут же поняла, что из-за этого Джонни не стал бы ночью звонить. Сообщение о друге, попавшем в плен, вполне могло подождать до утра. Может, что-то с Фицем, подумала она в ужасе. Вдруг его ранили там, в Сибири?
Она бросилась в вестибюль, но Граут успел раньше. Она виновато сообразила, что забыла отпустить прислугу спать.
— Да, милорд, я сейчас узнаю, дома ли леди Мод, — сказал в трубку Граут. Потом, прикрыв трубку рукой, сказал: — Миледи, это лорд Ремарк из военного министерства.
Она взяла у Граута трубку и сказала:
— Что-то с Фицем? Он ранен?
— Нет-нет, — сказал Джонни. — Успокойтесь, у меня хорошие новости. Немцы приняли условия перемирия.
— Ах, Джонни, слава богу!
— Это происходит в Компьеньском лесу, к северу от Парижа. Они приехали туда на двух поездах, встали на запасный путь, и немцы только что вошли в поезд французов. Они готовы подписывать соглашение.
— Но еще не подписали?
— Нет, пока еще нет. Согласовывают формулировки.
— Джонни, прошу вас, позвоните, когда соглашение будет подписано. Я не буду сегодня спать.
— Хорошо, позвоню. До свидания.
Мод отдала Грауту трубку.
— Граут, может быть, сегодня кончится война.
— Я счастлив это слышать, миледи.
— Но вы можете идти спать.
— С разрешения вашей милости, я тоже хотел бы дождаться звонка лорда Ремарка…
Солдаты Эйбрауэнского землячества прибыли в Омск рано утром.
На всю жизнь Билли в мельчайших подробностях запомнил этот путь длиной в шесть с половиной тысяч километров по Транссибирской магистрали от Владивостока до Омска. Они ехали двадцать три дня, несмотря на то что возле машиниста постоянно дежурил вооруженный сержант — чтобы точно знать, что машинист и кочегар не снижают скорость. Всю дорогу Билли мерз: печурки посреди вагона было мало для сибирских холодов, особенно под утро. Питались они черным хлебом и мясными консервами. И каждый день Билли ждали новые открытия.
Он и представления не имел, что в мире существуют такие прекрасные места, как озеро Байкал. Капитан Эванс сказал, что это озеро
Всю свою жизнь он будет хранить память о бесконечном караване верблюдов вдоль железной дороги — тяжело нагруженные животные терпеливо брели через снега, не обращая ни малейшего внимания на двадцатый век, мчавшийся мимо в грохоте железа и клубах дыма. «Это ж уму непостижимо, как далеко отсюда до Эйбрауэна!» — пронеслось в этот миг у него в голове.
Но больше всего ему запомнилось посещение средней школы в Чите. Поезд стоял двое суток, пока полковник Фицгерберт вел переговоры с местной властью — казацким атаманом Семеновым. Билли пристал к компании американцев, отправлявшихся побродить по городу. В местной школе директор говорил по-английски и рассказал им, что до прошлого года у него учились только дети обеспеченных граждан и что еврейских детей в школу не допускали, даже если их родители могли платить за обучение. Ну а теперь по приказу большевиков образование стало бесплатным и всеобщим. Эффект был очевиден. Классы были забиты до отказа оборванными ребятишками, которые учились читать, писать и считать, а потом даже изучали науки и искусство. «Что бы там еще ни сделал этот Ленин, — подумал Билли (а понять, где правда, а где пропаганда, было нелегко), — за образование детей он взялся всерьез».
В одном с ними поезде оказался Левка Пешков. Он поздоровался с Билли, не выказав никаких признаков стыда, словно забыл, как уносил ноги из Эйбрауэна, преследуемый за воровство. Теперь в чине лейтенанта он был прикомандирован к землячеству в качестве переводчика.
Население Омска радостно приветствовало батальон, маршировавший по городу от вокзала к казармам. Билли видел на улицах много русских офицеров, которые, судя по виду, уже оставили службу. Еще было много канадских войск.
Когда стали отпускать в увольнение, Билли и Томми пошли бродить по городу. Смотреть было особо не на что: собор, мечеть, кирпичная крепость и река, по которой в обе стороны шли грузовые и пассажирские суда. С удивлением они заметили, что многие местные носят кое-что из американской униформы. Женщина, торговавшая горячей жареной рыбой, была в гимнастерке; у разносчика с тележкой были плотные армейские брюки из саржи; высокий школьник с полным книг ранцем шел по улице в новеньких английских ботинках.
— Где они все это берут? — удивился Билли.
— Мы снабжаем формой русскую армию, но Пешков говорит, офицеры втихую продают кое-что на черном рынке.
— Так нам, дуракам, и надо — за то, что поддерживаем не ту сторону!
Они зашли в столовую, устроенную канадской Христианской молодежной ассоциацией. Там уже сидело несколько человек из землячества: похоже, больше пойти было некуда. Билли и Томми взяли горячий чай и по куску яблочного пирога.
— Здесь, в Омске, штаб антибольшевистского правительства, — сказал Билли. — Я читал в «Нью-Йорк таймс». — Американские газеты, в его понимании, информировали читателей честнее, чем это делали английские.