«Гибель Главного Города» и другие фантастические произведения
Шрифт:
– Завтра я сдам аппарат в Академию. А сегодня я ещё проделаю опыт в «Камере Способностей». У меня там занятия сегодня. Хочешь, поедем со мной.
– Поедем.
«Камера Способностей и Призваний» представляла собой зал, занятый особыми аппаратами и приспособлениями. Сюда приходили трудящиеся, недовольные своим трудом, чувствующие равнодушие к своему делу.
Они просили особых специалистов помочь им разобраться в причинах, посоветовать, в крайнем случае, взяться за другое дело и за какое именно. «Камера» была преддверием многих корпусов, объединенных
«Мастерская Опытов» представляла собою изумительное зрелище. Здесь велась разнообразнейшая работа. Результаты бывали порою чудесны: в плохом слесаре обнаруживался талант актёра, в актёре – призвание к консервированию сельдей, а в педагоге – влечение к пчеловодству.
Работа «Камеры» и «Мастерской Опытов» с каждым годом постепенно уменьшалась, так как работу её предупреждали усовершенствованные школы, помогавшие ученикам вовремя разобраться в своих способностях и остановиться на определённой профессии.
Куксу выпало на долю беседовать с высоким хмурым молодым человеком с широко развитой нижней челюстью и глубоко сидящими узкими глазами. Молодой человек был очень силён. О необыкновенной силе его говорили длинные узловатые руки с тяжёлыми выступами мышц.
– Садитесь. Чем вы занимаетесь? – спросил Кукc.
– Я – каменщик. Разбиваю в щебень камни.
– Давно занимаетесь этим?
– Четыре года, то есть со времени окончания образования.
– Почему вы тяготитесь своим делом?
– Я грущу во время работы, и это уменьшает производительность моего труда.
– Раньше работа интересовала вас?
– Интересовала.
– Что вы испытывали тогда во время работы?
– Я сначала не мог разбивать крепкие камни и старался научиться этому. Приятно было видеть, как большой камень от двух-трёх ударов моего молота разлетается вдребезги. Затем приятное чувство притупилось. Приходилось развлекать себя как-нибудь во время работы. Мне начинало казаться, что у камней есть лица. Если лицо мне нравилось, я откладывал камень, если нет – разбивал его. Однажды большущий камень мне показался похожим на морду отвратительного пса, и я разбил его в бешенстве. Вообще, я чувствую, что подобная работа возбуждает во мне скверные инстинкты… Самое приятное в моей работе – это когда мне в камне чудится интересное лицо, и я в нём стараюсь высечь черты, нос, глаза… Но тогда моя работа непроизводительна, и я отстаю от товарищей…
– Вы должны заняться скульптурным искусством. Это ясно. Занявшись этим, вы будете чувствовать себя на своём месте.
Каменщик восторженно поблагодарил Кукса и отправился в «Мастерскую Опытов» поступать на скульптурное отделение.
– Вот во что превратился суд в социалистическом обществе, – улыбнулся Кукc Тилибому. – А интересно, что скажут эти молодчики, когда узнают как следует про суд прежний? Тут недалеко есть ветхое старое здание, в котором когда-то был суд. Сейчас в этом здании какой-то музей, и никто не помешает нам выслушать воспоминания его стен, потолков и половиц.
Кукc пригласил с собой нескольких
«Граммофон веков» заработал более удачно, чем когда-либо.
Кукс и Тилибом сидели точно в оцепенении.
Одна яркая страшная картина суда сменялась другой. Грозные речи прокуроров, показания свидетелей, реплики судей, вопли обвиняемых и осуждённых – всё это было захватывающе жутко.
Как минута, пролетело несколько часов.
Когда Кукc и Тилибом очнулись, они обменялись растерянными взглядами: никого из молодёжи не было.
Им, очевидно, было скучно, и они ушли, занятые собой, своей работой, определением своих способностей, своей здоровой и яркой жаждой творчества.
7. Вечер
Торжественно садилось огромное красное солнце.
Трудящиеся давно вернулись с фабрик, мастерских и всяких учреждений. Улицы поливались водой. Над крышами приятными волнами струилась механическая музыка домов.
На высоком здании «Вечерней Кино-газеты» дежурные готовились отпечатать на тёмном небе важнейшие сведения за день. Они ждали захода солнца.
Молодёжь разбрелась по садам и паркам. Весёлый смех заполнил аллеи. Передвижные летучие театры забавляли и развлекали гуляющих. В некоторых местах к артистам присоединялись прохожие, образовывалась толпа, которая разыгрывала тут же экспромтом составленную пьесу. Восторги участников и зрителей сливались в общем ликовании.
Когда небо потемнело, на нём появилось множество сведений за день: отчёт производства, который интересовал всех, потому что производимое принадлежало всем; усовершенствования, применённые за день в различных областях труда, виды и указания на завтрашний день и новости, полученные из других городов и стран.
Желающие могли в сотнях кинематографов наблюдать картины труда за истекшие сутки, жизнь всего города, учреждений и многое другое.
Кто хотел, шёл смотреть жизнь школ и детских колоний, кто – заводов, кто – театров. А были и такие, которых интересовала снятая в течение дня и показанная на экране только жизнь улиц за день.
Играли симфонические оркестры, пели хоры.
Были и «Кварталы Тишины», куда могли уходить желающие полного покоя.
Кукc и Тилибом сидели в саду на крыше огромного дома Кукса. Старики молча читали вечернюю небесную газету и обсуждали, как и все жители города, прочитанное.
– А o моём изобретении пока ни слова, хе, хе… – усмехнулся Кукc.
– На днях прочтём, – утешил друга Тилибом. – Скоро прочтём, и во всех кинематографах замаячит твоя физиономия.
8. Скандал в Академии наук
«Граммофон веков» был наконец испытан, и наступило время сдать его в Академию наук.
Не без волнения сделал это Кукc.
В Академии был собран цвет человеческого гения и знаний. По случаю исследования нового изобретения были приглашены представители всех крупных академий наук Европы.