Гибель гранулемы

Гроссман Марк Соломонович

Шофер понимающе улыбнулся и захлопнул дверцу.

Машина круто взяла с места и выехала за деревню.

Ветер бил в лицо запахами сохлой травы, полынной горечи, перепаханной под зябь земли.

Сразу за деревней Алевтина отдала узел Павлу, сказала:

— Это тебе. Поесть немного, кастрюлька, тарелки, ложка. Надо думать, ничего у тебя нет.

Покосилась на Павла, вздохнула.

— Когда все по дороге валят, зачем мне на обочине спотыкаться? Я ведь о коммунизме тоже думала. Он — что такое?

Когда всем хорошо, я так понимаю. А это, выходит, каждому — хорошо. А как тебе хорошо будет, коли ты о себе не заботишься? Значит, каждому надо за свое счастье драться. Только локтями никого не пихай. Не прежнее время. Так ведь? А по-другому как?

— Счастье, оно тоже разное, Аля.

— Ну, я понимаю: кому — свиной хрящик, кому… Так что ж ты от меня хочешь?

Павел смутился:

— Нет, ничего.

Магеркина покачала головой, усмехнулась.

— Ты о чем? — спросил Абатурин.

— О чем?.. Блажной ты какой-то и не понятный мне.

Помолчала немного, вымолвила, будто соображала вслух:

— Нравишься, а любви нет. Может так быть?

Сама себе ответила:

— Может. А то разве выпустила б тебя из рук?

Прижалась на миг к Павлу, легонько оттолкнула от себя:

— Прощай, Паня. Всяко в жизни случается.

Постучала в кабину. Шофер остановил машину.

— Деньги я дома забыла. Вернусь. Езжайте одни.

В Магнитке Абатурин пришел в общежитие, где жил до армии.

Парни тут все были незнакомые, совсем молоденькие. Они долго советовались, как поступить, и, наконец, устроили Павла на одной из незанятых коек.

— Ты утром пораньше соскочи, — говорил ему сосед по кровати. — Хозяин со смены придет.

Павел поднялся затемно, застелил койку и, сунув чемодан в угол, пошел в контору.

Начальник отдела кадров долго осматривал его документы, без смущения сличал фотографии на них С лицом Павла и напоследок сказал весело:

— Повезло тебе, Абатурин. Рад за тебя. Где ночевал?.. В первом. Ну, мы тебя в десятое пошлем. Комната, как игрушка. Четыре койки. Две свободные. Занимай любую.

И вздохнул:

— Я лично в бараке жил. Сорок душ на комнату. Пять градусов Цельсия. В первую пятилетку.

Покусал кончики усов, подмигнул:

— Впрочем, ничего жили. Весело. Дай бог всем.

Он позвонил в жилищный отдел, договорился о койке в общежитии и, крепко потряхивая на прощанье руку, попросил:

— Не женись быстро. Потерпи. Квартир мало.

Посасывая пустую трубку, сообщил уже в спину Павлу:

— А фамилия моя — Лукин. Может, когда и заскочишь. И не женись все-таки пока.

— Ладно, — усмехнулся Абатурин. — Потерплю.

Павел зашел в общежитие за чемоданом и отправился по указанному адресу.

Трамвай долго вез его на правый берег Урала, и Абатурину понравились нарядные дома.

Жаль только — возле них было совсем мало зелени.

Общежитие номер десять оказалось неподалеку от Дворца строителей. В небольшом двухэтажном доме, не считая кухни и душа, были сушилка для одежды и телефон общего пользования.

Комендант показал Павлу его комнату, выдал постельное белье, долго внушал правила и законы во вверенном ему доме.

В пятом часу дня со смены вернулись владельцы соседних коек.

«Совсем юнцы, — подумал Павел и усмехнулся: — Или я уже матерой стал?»

Маленького, сухощавого, похожего на мальчишку бригадира монтажной бригады звали Витя Линев.

Узнав, что Павел монтажник и назначен на стройку стана «2500», он весело похлопал солдата по плечу, сказал баском:

— Значит, ко мне.

И протянул пятерню.

Второй парень оказался сварщиком. Кустистые мальчишечьи усы никого не могли ввести в заблуждение: ему было от силы девятнадцать лет.

— Блажевич, — сказал он. — Гришка Блажевич. Кали при девчонках — Григорий Павлыч. Понял?

— Ясно, — улыбнулся Павел. Соседи ему понравились.

Четвертая койка в комнате пустовала.

— Свято место голо не бывает, — сказал Линев. — Пришлют кого-нибудь.

Остальные члены бригады — Вася Воробей и Климчук — жили отдельно, с семьями, и в общежитие наведывались только в торжественные дни или на собрания.

Гришка Блажевич, дергая себя за усы и припутывая изредка к русским фразам белорусские слова, объяснял Павлу, что стройка ударная и «хоть тресни, а менш ста няможна». Он, разумеется, говорил о процентах выполнения плана.

Впервые поднявшись на подкрановые балки и посмотрев вниз, Павел ощутил легкое головокружение. Внизу, под колоннами огромного стана, люди казались сплющенными и медлительными, как пешие жуки.

«Тут всего двадцать метров, — подумал Павел. — Я просто отвык от высоты».

Витя Линев оказался превосходным бригадиром и товарищем. Его совсем не тянуло к позе, он отлично знал дело и, распоряжаясь, ничем не подчеркивал своего положения.

Он самолично проверил у Павла монтажный пояс, ключ, кувалду и клин — и потащил Абатурина вверх по узкой железной лестнице.

Павел быстро втянулся в работу. Она была хотя и рискованная, но в общем-то не очень сложная. Разумеется, требовала аккуратности, ловких, однако спокойных движений, смелости.

Медицинская комиссия, осматривая Абатурина, все время выпытывала у него, как чувствует себя на высоте, не кружится ли голова, не тянет ли присесть на балку. Его придирчиво вертели в специальном кресле, считали пульс, измеряли давление крови. Эту вежливую и настойчивую заинтересованность старших Павел ощущал и на инструктаже по технике безопасности.