Гибель Иудеи
Шрифт:
Мероэ с расширенными от ужаса глазами смотрела на своего господина. При каждом его движении она вся вздрагивала. Наконец раздалось грозно:
— Пей!
Холодящий ужас сковал ее, она с мольбой смотрела на пророка.
— О повелитель… — шептала она.
— Пей! — повторил он.
Она пошатнулась, рука с кубком дрожала, как в лихорадке.
— Я не могу, повелитель. Я не могу…
Она опустилась перед ним на колени. Ее длинные светлые волосы рассыпались по земле, в глазах светилось безумие.
Базилид произнес страшное проклятие, потом вырвал кубок из рук Мероэ и силой втиснул край кубка между ее губами. Дымящаяся густая струя жертвенной
Заходящее солнце бросало кровавые лучи сквозь облака дыма. Легкое дуновение ветра разносило дым во все стороны, и вся поляна была покрыта туманной завесой, то сгущавшейся, то открывающей полосы дрожащего волшебного света. Все предметы казались призраками в этом странном освещении. Искры то вспыхивали мелкими огненными язычками, то потухали, словно танцуя на верхушках деревьев, на оружии и шлемах солдат. Таинственная тишина разлита была вокруг. Ее прерывал только треск догорающего костра на алтаре и шипение жертвенного мяса, от которого поднимался бледно-желтый дым.
Пророк удовлетворенно кивнул головой, потом скользнул сквозь клубы дыма в заросли, скрывающие вход в его пещеру.
Вскоре после этого раздался шум крыльев в глубине леса. Огромный орел поднялся высоко над вершинами деревьев и стал кружить вокруг алтаря. Веспасиан вышел из мрачного раздумья и посмотрел на парившую наверху птицу. Она была эмблемой власти Рима над всем миром. Не было ли это знамением, посланным иудейским богом?
Вид птицы разрешил тягостное молчание, томившее всех. Они указывали друг другу на птицу. Поднялся шепот, перешедший в общий громкий крик:
— Да здравствует вечный Рим!
Ветер улегся, и жертвенный дым поднялся столбом к небу.
Орел, которого отпугнул крик, на минуту улетел в сторону, потом вернулся и стал снова кружить над манящей его добычей. Суживая круги, он почти неподвижно повис на один миг в воздухе. Раздался пронзительный клекот, и орел бросился в дым и пламя. Потом он снова взвился на воздух, держа в когтях кусок мяса. Вдруг появился второй орел, как молния кинулся на него и стал отбивать добычу. Завязалась яростная борьба. Когда один, нападая, старался схватить другого, тот искусно ускользал от него. Наконец оба они медленно опустились на землю рядом с Веспасианом, который, сдвинув брови, ждал исхода их боя. Но новое чудо! Истощились ли силы соперников, или они повиновались таинственному высшему велению? Они вместе бросились на добычу и, раздирая ее острыми клювами, жадно проглатывали куски с громким криком.
«Что означает этот странный знак? С кем ему придется делить торжество победителя?» — подумал Веспасиан.
Агриппа тихо подошел к нему. Показывая на второго орла, он сказал:
— Тит!
Веспасиан вздрогнул, пораженный правдоподобностью пророчества. «Конечно, его горячо любимый сын предназначен самими небом делить с ним власть». Лицо его просветлело. Он подозвал к себе Тита и показал ему на обоих орлов. Они только что взлетели и поднимались теперь все выше и выше медленными величественными кругами и наконец исчезли из виду.
Тит, казалось, всего этого не видел. Он стоял, прислонившись к носилкам, в которых была Вероника. Он видел только ее. Но она, казалось, не обращала на него внимания, хотя ее рука покоилась рядом с его головой у края носилок. Его горячее дыхание касалось ее бледных пальцев, проникало под широкий рукав платья, обдавая пламенем ее руку.
Столб дыма на алтаре прояснился и вскоре совсем рассеялся, но огонь
Базилид увидел, что настало время действовать. Он принес к алтарю плетеную корзинку, которую поставил рядом с Мероэ. Затем наклонился над лежащей без чувств девушкой и натер ей виски и руки какой-то жидкостью с едким запахом. Кровавая пена тотчас же показалась на ее бледных губах. Все ее тело свело в судороге. Она широко раскрыла испуганные глаза, в которых светилось сверхъестественное пламя. Казалось, что глаза ее сейчас выйдут из орбит.
— Пламя, пламя… — бормотала она.
Базилид взял ее руки в свои. Его прикосновение произвело странное магическое действие на девушку. Она перестала биться, на лице показалось восторженное выражение. Пророк взглянул на нее и поднес к ее глазам указательный палец правой руки. На нем было кольцо со сверкающим камнем. Тело Мероэ оставалось неподвижным, но взгляд ее устремился на камень, который Базилид все ближе и ближе подносил к ее лицу, приблизив его наконец к середине ее лба. Мероэ следила за его медленными движениями, и на лице ее появилось выражение неземного блаженства. Обнаженные руки ее медленно поднялись над головой, ноги стали двигаться в странном ритмическом танце. Казалось, она как дуновение поднялась бы на небо, но таинственная сила приковывала ее к земле.
Базилид повторял ее движения и шептал какие-то непонятные слова, сопровождая их мелодичным напевом.
— Слушайте, слушайте. Звезды поют на пламенном пути…
Крышка корзинки приподнялась, и из нее показалась голова змеи, за ней другая, третья… Влажные сверкающие тела змей переползали через край и потом поднялись с земли в безмолвном страшном танце.
Губы Мероэ приоткрылись, и она стала повторять его слова все яснее и яснее, чем чаще Базилид их повторял.
Она, казалось, хотела ухватиться за какое-то отдаленное воспоминание, принимающее все более и более определенный образ. Вдруг Мероэ вздрогнула, и лицо ее утратило напряженность, она нашла потерянную нить.
Пророк, увидев это, схватил ее за руку и провел к алтарю. Змеи следовали мелодии, извиваясь и шипя.
Подойдя к нижней ступени алтаря Базилид отошел в сторону и замолчал. Мероэ поднялась на площадку алтаря, свободную от пламени.
Всем показалось, что Мероэ вышла из пламени. Всех охватил ужас. Змеи извивались вокруг Мероэ, вокруг ее груди и бедер, вокруг ее шеи и рук. Голос ее звучал сначала как журчание лесного ручья, бегущего по камням, потом он стал более сильным, подобным горной реке и, наконец, рокоту бурного пенящегося моря.
— Слышите, слышите… Звезды поют на огненном пути… блестящие сонмы ангелов спускаются в огненном облаке… Это ты, архангел Михаил, князь высот… глаза твои жгут, как пламя, охватившее весь мир, крылья шумят, как бурный океан… А это ты, родоначальник, ты законодатель, судья!.. Вот видите! Он явился, герой-избавитель; он вышел из Иудеи, из священного Иерусалима! Все повергается перед ним в прах, и все-таки он милосерден и добр, мой властелин… как сладостное вино, как освежающая летняя заря… Божий лик светится над ним. Его мудрые мысли — я знаю их. Они не рассеются, как плевелы, по ветру. Бог вечности исполнит все его желания… я слышу голос Всевышнего. Меня душит дыхание твоих уст… только вокруг уст избранника оно веет, как мягкий летний ветерок. О, зачем повергаешь ты меня и народ мой вместе со мной к ногам великого врага. Горе мне, горе Израилю! Боже, Боже…