Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов
Шрифт:
После того, как танец продолжался несколько часов, священник и десять человек вошли за стены города. Когда они вернулись, то принесли огромный камень в форме стола, и к этому камню они привязали молодого индейского мальчика, который, казалось, принадлежал к другому племени. Они снова отправились в город, и когда они вернулись, я был очень удивлен, увидев, что они ведут белого человека с завязанными глазами. Я предположил, что они собирались убить белого человека, и тщательно осмотрел все патронники своего револьвера, чтобы убедиться, что они заряжены, ибо, хотя индейцы были целым войском против двоих, я не собирался смотреть, как человек моей крови будет убит безрассудными дикарями, если я не попытаюсь спасти его. Я как раз был готов слезть с дерева, когда старый священник поднял руки, и я был очень удивлен, услышав, как он сказал на таком хорошем испанском, какому учат в мадридском колледже:
"Сейчас, Отец Солнце, это душа пришельца, будет отправлена через великие воды на твою землю в качестве платы за продолжение жизни твоей дочери, нашей королевы. Из числа наших врагов мы отобрали этого мальчика, чье сердце будет обливаться кровью за тебя, и из числа белых грабителей
Никто из индейцев, казалось, не понял, что сказал священник, да и они сами, как я узнал впоследствии, не понимали, потому что испанскому языку одновременно обучались не более трех человек в этом городе.
Когда священник заговорил, я поверил, что белому человеку не угрожает сиюминутная опасность, и остался на дереве. Когда солнце было точно в зените, индейцы преклонили колени, и старый священник каменным ножом вырезал живое сердце мальчика, который был привязан к камню, и бросил его, все еще истекающее кровью, к солнцу. При виде этого у меня кровь застыла в жилах, и я испытал сильное искушение выстрелить в кровожадного язычника, но здравый смысл подсказал мне сохранять спокойствие.
После жертвоприношения был устроен большой пир из кукурузы и мяса, и люди ели, как голодные волки. Поев, они отправились в город, некоторые чуть не падали на землю от сонливости. Священник увел белого человека прочь, открытое пространство стало пустынно, и когда зашло солнце, не было слышно ни звука. Я подумал, что все люди спят, и я слез с дерева и утолил свой голод несколькими кусочками пищи, которые остались разбросанными по земле. Я отдохнул час, а затем отправился в город, полный решимости разгадать его тайны, даже если при этом погибну.
Как только я добрался до городских ворот, я встретил белого пленника, которого видел днем. Он бесшумно крался по улице, и как только он вышел за ворота, я заговорил с ним. Казалось, он был поражен, что к нему обратились по-испански. Сначала он испугался, что это был старый священник, который мог говорить на этом языке, и бросился бежать. Я позвал его, сказав, что я друг, и когда он пришел, мы пошли на опушку леса поговорить. Этот человек сказал мне, что он беглец с Кубы, сбежавший из тюрьмы на этом острове и добравшийся до побережья Юкатана на корабле, на котором он спрятался. Добравшись до Юкатана, он сошел с корабля и, после долгого блуждания по лесу вдоль побережья, был схвачен бандой индейцев, которые, казалось, старались не причинять ему вреда, и которые отвели его в город, окруженный стеной, и передали старому священнику. В городе его держали взаперти, он не видел никого, кроме священника, и его никогда не выводили из камеры до того дня, когда его вывели, чтобы он встал рядом с мальчиком, которого принесли в жертву. От старого священника он узнал, что люди, жившие в городе, были карибами, бежавшими со своего родного острова в Вест-Индии четыреста лет назад. Этими карибами правила белая королева, и считалось, что жизнь королевы продлевалась, если солнцу приносились человеческие жертвы. Королеве не разрешалось ни выходить замуж, ни смотреть ни на кого из живых, кроме священника, и преемственность королевской власти обеспечивалась похищением белых девушек из мексиканских городов. Белая раса изгнала карибов с острова их предков, и они верили, что белые имеют право править ими, но они верили, что если они подчинятся белому правителю, то поступят правильно, убив всех других белых людей, которые вторглись на их землю.
Кубинец рассказал мне все это и сказал, что он улизнул, когда старый священник, который охранял его, заснул. Он умолял меня пойти с ним в болота и попытаться спастись, но я не хотел идти, пока не войду в город. Я подумал, что войти безопасно, так как кубинец сказал, что все люди спят от усталости и обжорства, и я уговорил его пойти со мной внутрь стен.
У кубинца не было никакого оружия, кроме ножа, но у меня был револьвер, и с нашим оружием в руках мы вошли в ворота спящего города. Луна светила так же ярко, и мы могли ясно видеть. Дома города были вплотную соединены друг с другом, они были сложены из тяжелых каменных блоков, и казалось, что в городе когда-то жило большое население. В домах не было окон, свет проникал через отверстия, прорезанные в стенах. Улицы были кривыми и узкими и были вымощены камнями, стертыми до гладкости за столетия использования. Там не было видно никаких животных. На улицах были навалены огромные кучи кукурузы и хлопка-сырца, а на высоких шестах висело мясо, без сомнения, диких животных. В одном углу города находилось большое здание из белого камня, прекрасной архитектуры, на стенах которого была изящная резьба. Кубинец сказал, что это дворец королевы, в который никому, кроме священника, не разрешалось входить, так как для карибов было святотатством смотреть на свою правительницу. Когда мы увидели это, мы побоялись дольше оставаться в городе и возвращались к воротам, когда встретили старого священника. Он пробудился ото сна, обнаружил, что его пленник исчез, и отправился на его поиски. Когда он подошел к нам, кубинец яростно ударил его по лицу, и священник, обезумев от боли и гнева, вонзил свой каменный нож в грудь кубинца. Кубинец упал, но, падая, смертельной хваткой схватил священника за шею и вонзил нож ему в сердце. Двое мужчин лежали мертвыми в объятиях друг друга, а я стоял один, окруженный неведомыми ужасами этого ужасного места.
Пока я размышлял, как мне лучше всего убраться отсюда, я услышал шум людей, идущих возле городских ворот, и я понял, что не смогу покинуть город. Я верил, что смогу найти безопасность рядом с дворцом королевы, так как индейцев туда не пускали. Чтобы пройти туда, я поднял тело мертвого кубинца и прокрался к стенам дворца. Там была массивная дверь, ведущая во дворец, и я попробовал открыть
– Кто идет?
Слова были произнесены по-испански, и мне показалось необычным услышать свой родной язык в этом незнакомом месте.
Голос был голосом королевы. Она подумала, что это пришел священник, и пригласила меня войти; и я прошел через занавешенный дверной проем в комнату, которая казалась обителью феи. Стены и пол были украшены драгоценными камнями, повсюду были шелковые драпировки и кушетки, а также фигуры и статуэтки из изысканно обработанного белого камня. Но я забыл о красоте комнаты, когда увидел ее обитательницу. Я забыл об опасности, я забыл мертвого кубинца и мертвого священника, я забыл себя, я забыл весь мир. Ах, сеньор, во всем этом мире нет женщины прекраснее, чем та золотая королева Карибов! Ее кожа была белой, как цветение лилии, ее глаза были подобны двум звездам, ее длинные волосы были подобны расплавленному золоту и были мягкими, как тонкопряденый шелк. Она была высокой, ее фигура и конечности были совершенны, как у статуи, а лицо было лицом ангела. Она возлежала на шелковом ложе, она была одета в облегающий шелковый халат, и за все годы моей жизни я никогда не ожидал увидеть другую женщину, такую прекрасную, как она. Она посмотрела на меня с удивлением, но не со страхом, и улыбнулась. Ее улыбка разорвала оковы любви на моем сердце, и с того времени я навсегда стал ее рабом. Она спросила меня, кто я и что я такое и откуда пришел. Я не знал, что ей ответить. Я смотрел на нее тогда и я догадывался, что, кроме старого священника, я был единственным мужчиной, которого она когда-либо видела, и она не боялась меня. Но когда мои чувства вернулись ко мне, я сказал ей, кем и чем я был. Я рассказал ей о своем путешествии в поисках ее города. Я рассказал ей о кубинском пленнике и о его смерти, и о смерти священника, и я рассказал ей о Мексике, и о белых людях, и о мире, которого она никогда не видела и о котором даже никогда не слышала. Я также сказал ей, что я подобен дикому животному, загнанному в угол, что жители ее города убьют меня, если я выйду на улицы или попытаюсь сбежать, и я опустился на колени, взял ее за руку и попросил спасти мою жизнь. Она слушала меня с удивлением и очень удивлялась тому, что я говорил. Затем она взяла мою руку в свою и пообещала, что спасет мне жизнь. Однако она боялась, что утром, когда люди обнаружат, что священник мертв, они устроят грандиозные поиски его убийцы и могут даже проникнуть в ее дворец. Я рассказал ей о мертвом теле во внешней комнате и попросил ее рассказать людям, если они придут, что мертвый кубинец убил священника, а затем бежал во дворец и умер. Тогда я поверил, что нахожусь в безопасности, потому что старый священник был единственный кариб, который видел меня или знал, что я в городе.
Затем королева задала мне много вопросов, и ее речь, обращенная ко мне, была на чистейшем кастильском, этому языку ее научил священник, поскольку именно на этом языке совершалось все их богослужение. Карибы выучили этот язык еще тогда, когда жили на своем острове, и с тех пор он бережно передавался среди их жрецов.
Я проговорил с королевой всю ночь, забыв, что жители когда-либо проснуться, но утром нас потревожил стук во внешнюю дверь. Королева вошла в переднюю, где был человек, который сказал ей, что священник мертв и что он сам теперь священник. Он сказал ей, что белый пленник убил священника и что этого человека не удалось найти, хотя весь город был обыскан, и он спросил, входил ли этот человек во дворец.
Королева сказала ему, что этот человек пришел в ее дворец, что она знала, что никому, кроме священника, не подобает приходить сюда, и она убила этого человека своими собственными руками. Затем она показала ему мертвое тело кубинца в шкафу, и священник поверил ей и забрал тело, сказав, что карибы были трижды благословлены тем, что у них была такая королева, как она.
Затем королева вернулась ко мне, и я снова был в безопасности. За все время, что я оставался в ее дворце, никто никогда не приходил, кроме священника, а он приходил только в переднюю. Я был предметом великого удивления королевы, так как она никогда раньше не видела белого мужчину, и мы могли часами разговаривать друг с другом, взявшись за руки, как дети рассказывающие сказки. Не успели мы оглянуться, как я и золотая королева полюбили друг друга. Я не помню то, как это впервые произошло, я не помню, что мы сказали друг другу, и я не помню, сколько дней прошло с тех пор, как я заключил ее в объятия и сказал ей, что она для меня весь мир. Я знаю только, что она обвила своими мягкими руками мою шею, и что это было так естественно, что мы двое любили друг друга, – так же естественно, как для цветов распускаться при свете солнца. Я любил эту прекрасную женщину такой любовью, какую знают немногие мужчины. Она была отшельницей, не ведающей о самом существовании мира, королевой дикого народа варваров, но ее душа была так же чиста, как и ее лицо, и когда ее руки обхватили меня, а губы прижались к моим, я познал счастье, которое мало кто знает по эту сторону рая. Ах, querida hermosa mia 1 , воспоминание о тебе делает меня одновременно счастливым, как архангела на высочайших небесах, и таким же несчастным, как потерянные души, которые корчатся в бесконечных муках!
1
испанский. Дорогая, прекрасная моя