Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов

Бисби Юджин Шейд

– Есть и другие расставания, кроме расставания из-за смерти. Неужели и в них нет печали для вас? – спросил я.

– Конечно, – последовал ответ. – Разве вы не видите, что так должно быть с существами, освобожденными предвидением от болезни памяти? Вся печаль расставания, как и смерти, приходит с вами из взгляда назад, который не позволяет вам увидеть свое счастье, пока оно не пройдет. Предположим, что вашей жизни суждено быть благословленной счастливой дружбой. Если бы вы могли знать это заранее, это было бы радостным ожиданием, скрашивающим прошедшие годы и подбадривающим вас, когда вы преодолевали периоды отчаяния. Но нет; ты не узнаешь о ней, пока не встретишь того, кто станет твоим другом. И даже тогда вы не догадываетесь, кем он должен быть для вас, чтобы вы могли обнять его после первого же взгляда. Ваша встреча холодна и безразлична. Пройдет много времени, прежде чем между вами по-настоящему разожжется огонь, и тогда уже наступит время расставания. Сейчас, действительно, огонь горит хорошо, но отныне он должен поглотить ваше сердце. Только после того, как они умрут или уйдут, вы полностью осознаете,

насколько дорогими были ваши друзья и насколько приятным было их общение. Но мы – мы видим, как наши друзья издалека идут нам навстречу, уже улыбаются нам в глаза, за годы до того, как наши пути пересекутся. Мы приветствуем их при первой встрече, не холодно, не неуверенно, а восторженными поцелуями, в экстазе радости. Они сразу вступают в полное владение сердцами, давно согретыми и освещенными для них. Мы встречаемся с тем безумием нежности, с которым ты расстаешься. И когда для нас, наконец, наступает время расставания, это означает только то, что мы больше не должны вносить свой вклад в счастье друг друга. Мы не обречены, как вы, расставаясь, забирать с собой радость, которую мы принесли нашим друзьям, оставляя на ее месте боль утраты, так что их последнее состояние хуже первого. Расставание здесь похоже на встречу с тобой, спокойную и невозмутимую. Радость предвкушения и обладания – единственная пища любви для нас, и поэтому у Любви всегда улыбающееся лицо. С тобой она питается мертвыми радостями, прошлым счастьем, которые также являются подпиткой печали. Неудивительно, что любовь и печаль так похожи на Земле. Среди нас распространена поговорка, что, если бы не зрелище Земли, остальные миры не смогли бы оценить доброту Бога к ним; и кто может сказать, что это не причина, по которой перед нами предстает столь жалкое зрелище?

– Вы рассказали мне удивительные вещи, – сказал я, поразмыслив. – Странно, но логично, что такая раса, как ваша, должна с удивлением и жалостью смотреть на Землю. И все же, прежде чем я соглашусь со столь многим, я хочу задать вам один вопрос. В нашем мире известно некое сладостное безумие, под влиянием которого мы забываем все, что есть плохого в нашей судьбе, и не променяли бы его ни на божью. До сих пор это сладостное безумие рассматривается людьми как компенсация, и даже больше, чем компенсация, за все их страдания, что если вы не знаете любви так, как знаем ее мы, если эта потеря – цена, которую вы заплатили за свое божественное предвидение, мы считаем себя более благосклонными к Богу, чем вы. Признайтесь, что любовь, с ее силой, ее сюрпризами, ее тайнами, ее откровениями, совершенно несовместима с предвидением, которое заранее взвешивает и оценивает каждый опыт.

– О сюрпризах любви мы, конечно, ничего не знаем, – последовал ответ. – Наши философы верят, что малейшее удивление убьет существа нашего склада, как молния; хотя, конечно, это всего лишь теория, потому что только благодаря изучению земных условий мы способны составить представление о том, на что похоже удивление. Ваша способность выдерживать постоянные удары неожиданностей вызывает у нас величайшее изумление; и, согласно нашим представлениям, нет никакой разницы между тем, что вы называете приятными и болезненными сюрпризами. Теперь вы видите, что мы не можем завидовать вам из-за этих сюрпризов любви, которые вы находите такими сладкими, потому что для нас они были бы фатальными. В остальном, нет такой формы счастья, которую предусмотрительность так хорошо рассчитала, требующей усиления, как любовь. Позвольте мне объяснить вам, как это происходит. По мере того, как растущий мальчик начинает осознавать очарование женщины, он обнаруживает, смею предположить – как и у вас, что предпочитает один тип лица и фигуры другим. Чаще всего ему снятся светлые волосы, а может, и темные, голубые или карие глаза. С годами его фантазия, размышляющая над тем, что кажется ей лучшим и самым красивым из всех типов, постоянно дополняет это лицо мечты, эту призрачную форму, черты и особенности, оттенки и контуры, пока, наконец, картина не будет завершена, и он осознает, что в его сердце так тонко был изображен образ девушки, предназначенной для его рук.

– Могут пройти годы, прежде чем он увидит ее, но сейчас у него начинается одно из самых сладких служений любви, неизвестное вам. Юность на Земле – это бурный период страсти, раздражающий в сдержанности или буйствующий в избытке. Но та самая страсть, пробуждение которой делает это время для вас столь важным, оказывает здесь преобразующее и воспитывающее влияние, чьему мягкому и мощному влиянию мы с радостью доверяем наших детей. Соблазны, которые сбивают с пути ваших молодых людей, не имеют власти над молодежью нашей счастливой планеты. Он хранит сокровища своего сердца для его будущей хозяйки. Он думает только о ней, и ей даны все его клятвы. Мысль о вседозволенности была бы изменой его суверенной леди, чьим правом на все доходы ее существа он с радостью владеет. Ограбить ее, умалить ее высокие прерогативы означало бы обеднить, оскорбить самого себя, ибо она должна принадлежать ему, и ее честь, ее слава принадлежат ему. Все это время, пока он мечтает о ней днем и ночью, изысканной наградой за его преданность является знание того, что она знает о нем так же, как он о ней, и что в сокровенной святыне девичьего сердца его образ установлен, чтобы получать благовония нежности, которая не нуждается в сдерживании себя из-за страха возможного креста или разлуки.

– В свое время их сходящиеся жизни объединяются. Влюбленные встречаются, мгновение смотрят друг другу в глаза, а затем бросаются друг другу на грудь. Девушка обладает всеми прелестями, которые когда-либо волновали кровь земного любовника, но над ней есть другое очарование, для которого закрыты глаза земных влюбленных, – очарование

будущего. В краснеющей девушке ее возлюбленный видит любящую и верную жену, в беспечной девушке – терпеливую, преданную мать. На груди Девы Марии он видит своих детей. Он предвидит, даже когда его губы берут ее первые плоды, будущие годы, в течение которых она должна быть его спутницей, его вездесущим утешением, его главной частью Божьей благости. Мы читали некоторые из ваших романов, описывающих любовь, какой вы ее знаете на Земле, и я должен признаться, мой друг, мы находим их очень скучными.

– Я надеюсь, – добавил он, поскольку я не сразу заговорил, – что я не оскорблю вас, сказав, что мы находим их также неприемлемыми. Ваша литература в целом представляет для нас интерес благодаря представленной в ней картине странно перевернутой жизни, которую недостаток предвидения вынуждает вас вести. Это исследование особенно ценится за развитие воображения из-за трудности представления условий, столь противоположных условиям разумных существ в целом. Но наши женщины не читают ваши романы. Мысль о том, что мужчина или женщина должны когда-либо задуматься о браке с человеком, отличным от того, чьим мужем или женой ему или ей суждено стать, глубоко шокирует наше привычное мышление. Без сомнения, вы скажете, что такие случаи редки среди вас, но если ваши романы являются правдивыми картинами вашей жизни, они, по крайней мере, небезызвестны вам. Мы хорошо знаем, что эти ситуации неизбежны в условиях земной жизни, и судим о вас по ним, но нет необходимости, чтобы умы наших девушек страдали от осознания того, что где-то существует мир, где возможны такие пародии на святость брака.

– Однако есть еще одна причина, по которой мы не поощряем использование ваших книг нашей молодежью, и это глубокое воздействие грусти на расу, привыкшую видеть все вещи в утреннем сиянии будущего, литературы, написанной в прошедшем времени и относящейся исключительно к вещам, с которыми нами покончено.

– И как вы пишете о вещах, которые прошли, кроме как в прошедшем времени? – спросил я.

– Мы пишем о прошлом, когда оно все еще будущее, и, конечно, в будущем времени, – последовал ответ. – Если бы наши историки подождали до окончания событий, чтобы описать их, мало того, что никто не захотел бы читать о том, что уже произошло, но и сами истории, вероятно, были бы неточными, поскольку память, как я уже сказал, у нас очень слабо развита и слишком расплывчата, чтобы быть достоверной. Если Земля когда-нибудь установит с нами связь, вы найдете наши истории интересными, потому что наша планета меньше, остыла и была заселена задолго до вашей, а наши астрономические записи содержат подробные сведения о Земле с того времени, когда она была жидкой массой. Ваши геологи и биологи смогут найти здесь кладезь информации.

В ходе нашего дальнейшего разговора выяснилось, что, как следствие предвидения, некоторые из самых распространенных эмоций человеческой природы неизвестны на Марсе. Те, для кого будущее не имеет тайны, конечно, не могут знать ни надежды, ни страха. Более того, когда каждый уверен, чего он достигнет, а чего нет, не может быть такого понятия, как соперничество, или соревнование, или какой-либо вид конкуренции в любом отношении и поэтому все порождения сердечных ран и ненависти, порожденные на Земле борьбой человек с человеком, неизвестен людям Марса, за исключением изучения нашей планеты. Когда я спросил, не было ли, в конце концов, недостатка спонтанности, чувства свободы в том, чтобы вести жизнь, заранее продуманную во всех деталях, мне напомнили, что в этом отношении нет разницы между жизнью людей Земли и Марса, поскольку обе они одинаково соответствуют Божьему замыслу – воля во всех деталях. Мы знали, что будет только после события, они до, – вот и вся разница. Что касается остального, Бог двигал их по их воле, как и нас, так что у них не было более сильного принуждения в том, что они делали, чем у нас на Земле в выполнении ожидаемой линии действий, в тех случаях, когда наши ожидания могут оказаться правильными. О том всепоглощающем интересе, который вызывало у жителей Марса изучение плана их будущей жизни, красноречиво говорил мой спутник. По его словам, это было похоже на очарование математика самой сложной и изысканной демонстрацией, совершенным алгебраическим уравнением, с яркими реалиями жизни вместо цифр и символов.

Когда я спросил, не приходило ли им в голову пожелать, чтобы их будущее было другим, он ответил, что такой вопрос мог задать только человек с Земли. Никто не может обладать даром предвидения или ясно верить, что он был у Бога, не понимая, что будущее так же невозможно изменить, как и прошлое. И не только это, но и предвидеть события означало предвидеть их логическую необходимость настолько ясно, что желать их по-другому было так же невозможно, как всерьез желать, чтобы два и два составляли пять вместо четырех. Ни один человек никогда не мог бы сознательно желать чего-то другого, ибо все вещи, малые и великие, так тесно сплетены Богом, что вытянуть самую маленькую нить – значит распутать творение на всю вечность.

Пока мы разговаривали, день пошел на убыль, и солнце опустилось за горизонт, розовая атмосфера планеты придала великолепие окраске облаков и красоте ландшафта суши и моря, что никогда не сравнится с земным закатом. Уже знакомые созвездия, появляющиеся на небе, напомнили мне, как близко, в конце концов, я был к Земле, потому что без посторонней помощи я не мог обнаружить ни малейшего изменения в их положении. Тем не менее, в небесах была одна совершенно новая особенность, поскольку многие из множества астероидов, которые вращаются в зоне между Марсом и Юпитером, были хорошо видны невооруженным глазом. Но зрелище, которое в основном привлекало мой взгляд, была Земля, плавающая низко на краю горизонта. Ее диск, вдвое больший, чем у любой звезды или планеты, видимой с Земли, вспыхнул с блеском, подобным блеску Венеры.