Гибель советской империи
Шрифт:
Летом 1955 г. председатель Союза писателей Фадеев, Самуил Маршак, Лев Кассиль и ряд других литераторов обратились в ЦК с ходатайством о пересмотре дела Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Хрущев назначил прокурорскую проверку, и результаты предсказать было нетрудно. Всех осужденных реабилитировали. С точки зрения Эренбурга, реабилитацию ЕАК и впрямь можно было считать началом «оттепели». И стоит ли удивляться, что зарубежные средства массовой информации воспылали повышенным вниманием к Хрущеву, начали превозносить его как мудрого и прогрессивного политика? А это, в свою очередь, способствовало укреплению позиций Никиты Сергеевича внутри страны. В 1953 г. его еще не воспринимали как «вождя». Для народа он оставался хоть и Первым секретарем ЦК, но одним из целой плеяды соратников Сталина. А теперь он раз за
XX съезд
В феврале 1956 г. открылся XX съезд партии. Сперва ничто вроде бы не предвещало взрыва. В отчетном докладе Хрущева был сделан упор на возможность «мирного сосуществования» социализма и империализма. Подчеркивалось «многообразие» путей перехода к социализму, то есть революции и гражданские войны необязательны. Таким образом, Никита Сергеевич заверил Запад, что не собирается вести подрывную работу. По докладу Булганина был принят план 6-й пятилетки.
«Увертюрой» к главному послужила речь Микояна. Он резко раскритиковал сталинский учебник «Краткий курс истории ВКП(б)», всю литературу по истории революции и советского периода. 25 февраля, в последний день работы съезда, Хрущев объявил вдруг закрытое заседание – без прессы и представителей иностранных компартий. Там он 4 часа зачитывал секретный доклад «О культе личности и его последствиях». Между прочим, аргументы в нем использовались очень старые. Те же самые, на которые в 1920-х пытались опереться троцкисты в борьбе со Сталиным. «Ленинское завещание», обвинение в том, что Сталин извратил «партийную демократию». К этому добавились «сталинские репрессии», на Иосифа Виссарионовича возлагалась вина даже за поражения в 1941–42 гг.
Хотя тематика была очень четко выверена. Доклад вообще не касался коллективизации, раскулачивания, голодомора начала 1930-х. Репрессии осуждались только против коммунистов, да и то не всех. В число «невинно пострадавших» не были включены троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и прочие участники политических оппозиций. В общем, сохранялась непререкаемая догма, что курс партии и правительства всегда был правильным. А в качестве «оклеветанных» для реабилитации были выбраны военные – Тухачевский, Якир, Блюхер и пр., ряд партийных деятелей – Косиор, Постышев, Чубарь и некоторые другие. В целом же как-то так получилось, что оправдывались палачи гражданской войны, а также лица, принявшие активное участие в раздувании «ежовщины». Ну и те, чьи дела были пересмотрены недавно – «ленинградцы», ЕАК, «врачи».
Причины репрессий сводились сугубо к личным качествам Сталина – его «тирании», подозрительности, нетерпимости к чужим мнениям. Откуда следовал вывод – партия должна вернуться к истинному ленинизму. Разумеется, доклад вызвал эффект разорвавшейся бомбы. Но никаких вопросов и обсуждений заведомо не предполагалось. Доклад специально поставили в конце работы съезда. Вбросили его в круг делегатов, и сразу после этого съезд был закрыт.
По решению Президиума ЦК доклад предполагался именно секретным. Но Хрущев даже не собирался соблюдать это условие. Доклад заблаговременно отпечатали в виде книжечек, вручили каждому делегату, их увозили с собой. Мало того, эти книжечки разослали в местные парторганизации, как бы только для коммунистов. Но их выдавали и беспартийным – собрания по обсуждению доклада было предписано провести на предприятиях, в колхозах, воинских частях, даже в школах среди старшеклассников. Книжечку направили и в иностранные компартии, ее содержание попало в западную прессу. Грязь расплескалась на весь мир.
И если для советских граждан со всеми оговорками доклад преподносился как персональный удар по Сталину, то на самом-то деле он перечеркивал политику Иосифа Виссарионовича. Начинал разрушение фундамента созданной им Советской империи. А заодно Хрущев утверждал свою личную власть. Отныне его соратники находились под угрозой, что и их объявят «сообщниками сталинских преступлений».
XX съезд вызвал сильнейшее брожение в умах. Среди молодежи всплеснуло вольнодумство. Если система столько лет была преступной, то и сейчас страной руководили выходцы из той же системы. Падал авторитет
Но, с другой стороны, и «десталинизацию» Хрущев подразумевал только в ограниченных и управляемых формах. Требовалось списать на Сталина все плохое и изменить политическую линию по проектам самого Никиты Сергеевича. В июне ЦК КПСС принял постановление «О преодолении культа личности и его последствий», где подчеркивалось, что в целом политика партии и государства при Сталине была верной, «некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии» признавались неизбежными «в условиях ожесточенной борьбы с классовым врагом». А «перегибы» опять объяснялись персональными пороками Иосифа Виссарионовича. Все, что выходило за эти обозначенные рамки, требовалось строго пресекать.
Партбюро Института теоретической и экспериментальное физики при обсуждении «секретного доклада» приняло резолюцию, где приветствовалось «исправление ошибок партии». Дошло до Хрущева, и он устроил бурю. Объявил, что у партии ошибок не было и не могло быть, а авторы резолюции «пели с голоса меньшевиков и эсеров». Их выгнали с работы и из партии, чуть не посадили [118]. А сотрудники Ленинградского библиотечного института Пименов, Вайль Заславский, Вербловская и Данилов написали и стали распространять «послесловие» к «секретному докладу». Попали на скамью подсудимых и в тюрьму. В это же время были арестованы два студенческих кружка в МГУ, пытавшихся по-своему трактовать идеологические и исторические вопросы.
Однако на Западе репрессий Хрущева будто не замечали, превозносили его как «прогрессивного» и «демократичного» правителя. А он постарался подтвердить подобную репутацию. После XX съезда Хрущев решил закрепить свою славу «освободителя» массовой реабилитацией осужденных. ГУЛАГ был преобразован в Главное управление исправительно-трудовых колоний. По лагерям были разосланы комиссии с правом пересмотра дел и амнистии. За последующие несколько лет было реабилитировано 700 тыс. человек, эта цифра вошла в историю. Вот только… здесь имеется одно большое «но». На начало 1956 г. количество заключенных, осужденных по политическим статьям, составляло всего 110 тыс. И из них 67 тыс. – изменники времен войны и бандеровцы с «лесными братьями».
Но ведь требовалась массовость. Комиссиям целенаправленно была дана такая установка! Реабилитировали изменников с националистами, которых еще не освободили раньше. Для количества добавили из тех, кто сидел по уголовным статьям. Наконец, в число 700 тыс. попали те, кто уже отсидел, умер в лагерях, был расстрелян. С одних снимали прошлые судимости, других реабилитировали посмертно. А Центральная ревизионная комиссия разбирала дела коммунистов. Оправдала и восстановила в партии 30 тыс. человек. Причем это число относится к репрессированным за все годы правления Сталина! Отнюдь не миллионы!
Хрущев провел и «реабилитацию народов», депортированных в 1943–1944 гг. Между прочим, при оценке этих операций стоит иметь в виду, что во время войны ни одно воюющее государство не церемонилось с потенциальными противниками. США и Великобритания интернировали в своих владениях всех японцев, немцев. Захватив в Африке колонии Италии, англичане загнали в концлагеря всех проживавших там итальянцев. Когда в Индии начались освободительные выступления, британцы депортировали все население из прифронтовых областей, а вдобавок вывезли продовольствие и устроили голодомор – погибло 3,5 млн человек. Можно вспомнить и депортацию судетских немцев, которую организовало правительство Чехословакии – еще не социалистическое, а буржуазное, базировавшееся под крылом американцев. Война уже завершилась, но из страны изгнали 3 млн человек, депортация сопровождалась страшными зверствами, только по официальным данным погибло 19 тыс. мирных жителей, а реально в несколько раз больше.