Гибель великого города
Шрифт:
У главного входа страж окликнул ее:
— Кто ты?
— Я слуга управителя Акшая! — без колебаний ответила Нилуфар.
Страж поднял копье, давая ей дорогу.
Войдя в каморку, Нилуфар увидела Хэку, которая осторожно растирала тело Апапа. Раны его еще не зарубцевались. Нилуфар стало стыдно, — зачем она сеет шипы на пути этих двух счастливых людей?
Навсегда бы уйти отсюда! Но куда? Она села, на солому.
— Апап! Смотри, пришел мои любовник! — пошутила Хэка, увидев Нилуфар.
Но негр не был расположен к шуткам.
— Нилуфар! Тебя
— Не бойся, Апап! Я уйду!
В голосе Нилуфар звучала насмешка. Уколотое женским упреком, сердце раба смягчилось. Хэка растерянно смотрела на обоих.
— Госпожа! — вдруг засмеялся Апап.
— Что тебе? — сердито зашептала Нилуфар.
— Посмотрите, какую я вам устроил постель!
— Ну иди же! — подтолкнула Хэка госпожу.
Нилуфар совсем скрылась в соломе. Сняв тюрбан, она сделала из него подобие подушки и с наслаждением растянулась на этом рабском ложе. Как могла она сердиться на таких великодушных людей? Не потому ли, что она еще не в силах победить свою заносчивость? Неужели и сейчас она считает себя выше этих людей?
Разбудил Нилуфар громкий взрыв смеха. Она приподнялась и села. Смеялись мужчины. Нилуфар стала прислушиваться. До нее донеслось шарканье танцующих ног. Запах вина проникал даже в каморку.
— Апап! В горле пересохло, — сказала Хэка. — Ты не смог бы принести вина?
— Попробую, — засмеялся негр.
Он и в самом деле пошел за вином.
В зале наверху самозабвенно танцевала Вени; именитые гости сидели вокруг, потягивая вино.
— Хэка! Я хочу пойти туда и спеть! — сказала Нилуфар.
— А если тебя схватят?
— Значит, смерть!
— Я тебя не пущу.
Нилуфар рассмеялась.
Вдруг до них донесся голос Манибандха:
— Нет, нет, почтенный. Та певица была моей рабыней. Я дал ей свободу. Она ничего не знает…
Как ни напрягала Нилуфар слух, она не слышала ответа. Злоба душила египтянку. Лицо ее было ужасно. Донесся пьяный звон чаш. Кто-то затянул песню, несколько голосов стали вторить, но песня вскоре смолкла. Звонкий женский смех! Громкий хохот мужчин!
Нилуфар напряженно прислушивалась.
— Ты слышала? — спросила она Хэку.
— Да…
В это время тихий голос позвал:
— Хэка!
Хэка бегом бросилась к двери.
— Кто здесь?
По шепоту Нилуфар узнала управителя. И Хэка уже разглядела ночного гостя.
— Зайдем к тебе ненадолго, — бормотал тот. — Ведь Апап во дворце!..
— Нет, нет, сейчас нельзя, — в отчаянии говорила она.
— Нельзя? Разве сегодня ты не рабыня, а я… не управитель?
Он был пьян.
Хэка упрямо стояла в дверях.
— Тогда пойдем со мной…
Хэке пришлось уйти с Акшаем. Издалека донесся приглушенный смех рабынь. Они хорошо знали, о чем может говорить управитель наедине с рабыней.
Вскоре вернулся Апап. Он поставил кувшин с украденным вином на землю и огляделся.
Нилуфар ничего ему не сказала. Сердце ее разрывалось от боли и гнева.
Глава тринадцатая
Тайна исчезновения египтянки оставалась неразгаданной. Дворец осмотрели несколько раз, обшарили все закоулки. Пронырливый и хитрый Акшай, доказывая свою преданность господину, собственными глазами осмотрел каморки рабов, но ему не удалось напасть на следы Нилуфар. Сам Манибандх обошел потайные места во дворце, а его усердные слуги объехали на колесницах весь город. Поиски были безуспешными.
Манибандх не мог понять, куда же пропала Нилуфар? Вряд ли у кого из горожан хватило бы смелости скрывать беглянку, весь Мохенджо-Даро трепещет перед высокочтимым купцом. И почему Нилуфар так поступила? Подобает ли ей, бывшей рабыне, равняться с благородными женщинами, выказывая гордость и самолюбие? Нилуфар клялась, что любит его, почему же она бежала из дворца? Красота и искусство дравидской танцовщицы прельстили его, но юная красавица уйдет так же легко как и пришла, а Нилуфар… Он любил ее… Что бы ни было, в его сердце осталось нежное чувство к египтянке и он простил бы ее, вернись она к нему с повинной…
Но Нилуфар не приходила. День сменялся ночью ночь — новым днем, — о ней не было никаких вестей.
А Нилуфар по-прежнему пряталась в соломе, в нескольких шагах от Манибандха. По вечерам она выходила из дворца, переодевшись мужчиной, а потом возвращалась на ночлег. Апап и Хэка делились с ней своей скудной пищей, а иногда ей улыбалась судьба, посылая лакомый кусочек, который удавалось стащить на базаре. Купить она не могла ничего, у нее не было даже медной монеты. Продать украшения, которые Хэка тайком принесла из ее комнаты, она не решалась, — на каждой из них было имя Манибандха. В руках бедняка такие украшения! Кому бы это не показалось подозрительным?!
Поглощенный думами, купец медленно расхаживал по залу. Из окна он видел, как вдалеке какие-то люди мерили землю, собираясь прокладывать сточные трубы для новых домов. Город разрастался. Богачи всех стран мира непременно желали выстроить в великом городе свой дом. Строились также огромные гостиницы с большими дворами внутри. В них мог остановиться всякий приезжающий в Мохенджо-Даро. Там всегда бурлила жизнь — прибывали караваны верблюдов, приезжали купцы, расхаживали гетеры. Город растет на глазах, но почему это не радует Манибандха?