Гибель великого города
Шрифт:
Да, он знал почести! Сначала в Эламе, куда он прибыл после трех лет странствий, уже богачом. Льстивые эламские жрецы, воздевая к небу руки, громко восхваляли купца, когда он в колеснице, запряженной онаграми в раззолоченной сбруе, проезжал по главной улице или появлялся в паланкине, который несли на плечах быстроногие рабы…
Далеко позади осталась теперь долина Нила с ее оживлением и гамом… Для владыки Египта рабы возвели пирамиду, и завершение ее постройки было ознаменовано пышным праздником. В тот день сам великий фараон, поднявшись с трона, приветствовал купца Манибандха. Небо и земля гудели от громовой музыки, а величественный
Беспредельно могущество фараона: по его единому знаку замирают в страхе и почтении север и юг, восток и запад; одного взгляда его довольно, чтобы покатились в пыль тысячи отрубленных голов. И вот теперь тот, в чьей недвижной улыбке чудится величие пирамид, чья несокрушимая сила и незыблемая царственность кажутся непостижимыми, подобно тайне бесконечного переселения душ — этот человек снизошел до просьбы к нему, недавнему нищему лодочнику, бродяге-попрошайке! Владыка просил у Манибандха для мумии своей покойной матери чудесный голубой кристалл — от блеска его больно глазам, и таинственно светится он в темноте. Великий царь Египта, чье слово было законом, а молчание самой ужасной карой, молвил тогда благосклонно: «Манибандх, мы довольны вами!..»
Воспоминания взволновали купца. Вдруг он услышал нежный перезвон струн. Накинув на себя легкую фату, Нилуфар, полулежа на ковре, негромко пела, подыгрывая себе на лютне.
А в небе златотелый красавец уже стремительно догонял облаченную в пурпур деву-зарю.
Манибандх подошел к Нилуфар и сел рядом. Струны замолкли.
— Что ты со мной сделала, Индивар?
Песня египтянки оказалась сильнее мыслей о богатстве и славе, только что владевших Манибандхом. Нилуфар, услыхав свое имя в переводе на язык господина, улыбнулась.
— Нилуфар, где же твоя песня? Или ты думаешь, что шум моря и свист ветра приятней для слуха?
Египтянка засмеялась.
— О господин, Нилуфар ваша рабыня! Прикажите, и она опять запоет…
Манибандх был уязвлен. Разве Нилуфар не любит его? Неужели и ей знакома лишь одна власть — власть богатства и грубой силы? Нужны ли ему все эти сокровища, если женщина не в силах его полюбить?! Печально смотрел он на египтянку. Правда есть правда, думал он, Нилуфар всего лишь рабыня. Он уплатил за нее деньги. Но эта рабыня сумела покорить его сердце… Манибандх порывисто привлек к себе Нилуфар.
— Я люблю тебя, красавица! Отныне ты — единовластная госпожа души моей!
Нилуфар поднялась с ковра и протянула к нему руки.
— Встаньте, мой повелитель!.
Манибандх не верил себе. Так легко поддается он сейчас заведомому обману! Даже в дни отчаянной нищеты этот человек не чувствовал себя столь беспомощным…
Поднявшись, он сказал:
— Нилуфар, любовь моя!
Египтянка пристально смотрела на него.
— Нилуфар! — продолжал в беспокойстве Манибандх. — Все ближе и ближе родной берег, и все тревожней у меня на сердце… Никто нас там не знает… Никто не захочет нам поверить! Мы сами не сможем никому довериться! Что ждет нас, красавица? Что творится со мной? Почему я сегодня так взволнован?
— Вы, господни мой? — поразилась Нилуфар.
Манибандх напряженно всматривался в далекий берег, будто жаждал увидеть
— А твое сердце спокойно, Нилуфар?
— О чем вы говорите, повелитель? Ведь Нилуфар сойдет с корабля не рабыней, а супругой высокочтимого Манибандха!
В голосе египтянки слышалась нескрываемая гордость. В душе недавней рабыни бушевали нерастраченные силы молодости, бились долго подавляемые желания и надежды, подобно тому как клокочет и бурлит при впадении в море могучий Нил, принесший с собой отголоски кипучей жизни берегов. Припадая к ногам повелителя и мужа, Нилуфар словно говорила ему: «Ты мой супруг, и все, чем я обладаю, безраздельно твое».
Манибандх остро почувствовал, какое страстное желание подняться, возвыситься, забыть прошлое владеет этой женщиной. «Я боюсь встречи со своей родиной, — думал он, — ей ненавистен Египет. Меня знали здесь нищим бродягой, она же родилась там рабыней, и каждый мог купить ее на рынке…»
— Нилуфар! Жена моя! — обратился он к ней. — Ты завладела моим сердцем. Ты одна знаешь, что в нем!
Египтянка улыбнулась;
— Мой повелитель! Чтобы изучить сердце человека, надо познать его в минуты гнева. Наверное, даже фараон говорит, что любит свою жену.
Манибандх жестко усмехнулся.
— Нет, Нилуфар! Фараону нужна просто красивая женщина. Ведь ваш великий владыка — частица бога. Даже переселившись в мрачный каменный саркофаг, он сохранит превосходство над простыми смертными, оставшимися в живых. Но кто знает, каких жестоких мук ст'oит ему этот обман?..
— О супруг мой! — испуганно вскрикнула Нилуфар. — Вы не ведаете, что говорите! Озирис [3] накажет вас за такие слова!
Египтянка припала к ногам Манибандха и взмолилась:
3
Озирис — верховное божество у древних египтян.
— Откажитесь от своих слов, господин! Если услышит великий бог…
И она заплакала от страха. Манибандху тоже стало не по себе. А египтянка, опустившись на колени и молитвенно сложив руки, взывала к небу:
«Телом, душой и словом мы согрешили, о могучий Озирис! Мы наказания достойны, но пощади нас, владыка! Нечестивые слова невольно вырвались из уст наших, да рассеют мрак наших душ лучи яркого солнца, владыка!
Прости нас великодушно, о могущественный Озирис! Сохрани и помилуй нас на земле и за гробом, владыка! От твоего державного бега по поднебесью в страхе трепещут созвездья! Ты поведешь гневно бровью — и в небе загрохочут молнии, владыка! Ты улыбнешься — и забурлит половодьем великая Ха-Пи, орошая плодоносящую землю, о Озирис!
Тебе мы приносим поклоны, о великий Озирис!»
Опустив голову, Манибандх вслушивался в слова молитвы. Наконец Нилуфар поднялась с колен.
С новой силой зазвучала песня гребцов:
«Эй, волны! Взгляните — это корабли Манибандха, нашего господина, они доверху полны бессчетным его достоянием. Грозные валы океана усмирили свой гнев и были к нам благосклонны. О волны, одевающие берега пеной, придите и омойте с любовью стопы нашего властелина!
В ладьях этих плывут красавицы из далекого Египта, Элама и Шумера, о ветер! Сами боги возгораются страстью, глядя на их прелестные лики! Приди, о ветер, и овей своим дыханием их нежные тела!»