Гибель веры
Шрифт:
– Что это было, по-твоему?
– Мог быть несчастный случай, а могло и что-то похуже. – Он прихлебывал вино.
– Ты имеешь в виду, что кто-то пытался ее убить?
Он кивнул.
– Зачем?
– Это зависит от того, кого она видела с тех пор, как поговорила со мной. И что им сказала.
– Неужели она могла быть такой безрассудной?
Паола знала о Марии Тесте только то, что говорил все эти годы о сестре Иммаколате Брунетти, а он хвалил ее терпение и милосердие монахини. Вряд ли по такого рода информации можно судить, как поведет себя
– Сомневаюсь, что она представляла это себе как безрассудство. Ведь большую часть жизни провела в монахинях, Паола, – сказал он так, будто это все объясняло.
– Ну и что это означает?
– Что у нее не очень верные представления о том, как люди ведут себя. Вероятно, она никогда не сталкивалась с человеческим злом или лживостью.
– Ты ведь говорил, что она сицилийка?
– Это не повод для шуток.
– Я и не думала шутить, Гвидо, – возразила Паола оскорбленно, – я серьезно. Если она выросла в этом обществе… – И отвернулась от плиты. – Сколько ей было, говоришь, когда вступила в орден?
– Пятнадцать, кажется.
– Так вот, если она выросла на Сицилии, то вдоволь повидала всякого – ну как ведут себя люди, – чтобы принимать возможность злого умысла. Не романтизируй ее, она не святая с фрески, которая упадет в обморок при первом взгляде на что-то неприличное или узнав про дурной поступок.
Брунетти горячо возразил:
– Убийство пятерых стариков вряд ли можно назвать просто дурным поступком.
Паола лишь посмотрела на него – и отвернулась, посолить кипящую воду.
– Ну ладно, ладно, знаю, особых доказательств нет, – пошел он на компромисс.
Паола все не оборачивалась, и он уступил:
– Ну ладно, доказательств нет. Но тогда откуда взялся слух, что она крала деньги и толкнула старика? И почему ее сбили и оставили у дороги?
Паола открыла пачку кукурузной муки, стоявшую тут же, у кастрюли, взяла горсть и заговорила, а сама тонким ручейком сыпала муку в кипяток из одной руки и помешивала в кастрюле другой:
– Могли просто сбить и уехать. А одиноким женщинам больше делать нечего, как сплетничать.
Брунетти был поражен, даже рот открыл:
– И это говоришь ты, считающая себя феминисткой? Не дай мне бог услышать, что феминистки говорят о тех, которые живут одни.
– Вот это я и имею в виду, Гвидо. Все равно – женщины или мужчины. – И ничуть не опасаясь возражений, продолжала сыпать кукурузную муку в кипящую воду, тихонько помешивая. – Оставь людей надолго одних, и все, что они смогут – сплетничать друг о друге. А еще хуже, когда не на что отвлечься.
– На что-то вроде секса? – Это он попробовал ее шокировать или хотя бы насмешить.
– Особенно – если нет секса.
Она наконец перестала добавлять кукурузную муку, а Брунетти стал обдумывать то, что они сейчас тут наговорили.
– Помешай, а, пока я соберу на стол? – Отошла, освободив ему место у плиты и протянув деревянную ложку.
– Я лучше накрою на стол. – И открывая буфет стал не торопясь
Когда Паола кивнула, он вытащил четыре салатные чашки и поставил на стойку.
– Что на десерт?
– Фрукты.
Он достал еще четыре тарелки, сел на свое место и взял стакан; отпил.
– Ладно, может, это был несчастный случай и не исключено – совершенно случайно о ней дурно говорят в доме престарелых. – Поставил стакан и налил еще вина. – Ты так думаешь?
Она еще разок помешала поленту и положила деревянную ложку поперек кастрюли.
– Нет, я думаю, кто-то пытался ее убить. И кто-то запустил эту историю про деньги. Все, что ты когда-либо рассказывал мне о ней, свидетельствует: невозможно, чтобы она крала или лгала. И сомневаюсь, что те, кто знают ее, поверят в это. Только если эта история исходит от кого-то облеченного властью. – Она взяла его стакан, отпила и поставила на место. – Забавно, Гвидо, что я сейчас слушала то же самое.
– Что «то же самое»?
– В «Цирюльнике», замечательная ария – только не перебивай меня и не говори, что там полно таких. Я о той, где этот, как его… Дон Базилио, учитель музыки, говорит о клевете, о том, как она разрастается и как в конце концов тот, кого оболгали… – и Паола ошеломила Брунетти, пропев последние слова басовой арии богатым сопрано: – «Avvilito, calpestrato, sotto il pubblico flagello per gran sorte va а сrераr» [26]
26
Она еще не допела, а дети уже торчали в кухонных дверях, глядя в изумлении на мать. Когда Паола замолкла, Кьяра выпалила:
– Мама, а я и не знала, что ты так поешь!
Паола посмотрела не на дочь, а на мужа и ответила:
– Всегда есть что открыть для себя в людях, которых вроде бы хорошо знаешь.
К концу трапезы всплыла тема школы, и с неизбежностью перехода дня в ночь Паола спросила Кьяру про уроки религии.
– Я бы не стала на них ходить. – И Кьяра взяла яблоко из вазы с фруктами в середине стола.
– И почему вы не разрешаете ей не ходить туда?! – вмешался Раффи. – Все равно пустая трата времени.
Паола оставила его высказывание без внимания.
– Почему ты так говоришь, Кьяра?
Та лишь пожала плечами.
– Уверена, что у тебя есть дар речи, Кьяра.
– Ой, хватит, мам! Когда ты начинаешь говорить со мной таким тоном, я уже знаю – ты не станешь слушать ничего, что я скажу.
– И что же это за тон, позвольте узнать? – осведомилась Паола.
– Вот этот самый! – отбрила Кьяра.