Гибель Византии (сборник)

Козаченко В.

— Посмотри, как бьется мое сердце, когда я с тобою, — продолжала она и положила его руку к себе на грудь. Любишь ли ты меня, Михаил?

— Люблю.

— Поклянись, что в твоих объятиях не бывает другой женщины.

— Клянусь.

Он не давал себе ясного отчета, говорил ли он правду, или нет. Близость женского тела и запах амбры до того опьяняли его, что он ничего другого не чувствовал, кроме любви к Зое, и совершенно забыл об Анастасо.

— Готов ли ты, Михаил, доказать на деле свою любовь ко мне? — спросила царица, гладя юношу

по голове.

— Да.

— Все ли ты сделаешь, о чем бы я тебя ни попросила?

— Все, нет вещи, которой бы я не сделал.

— Так ты должен освободить меня от моего мучителя.

— Кто же этот мучитель?

— Как кто? Царь Роман.

Михаил посмотрел на свою собеседницу умоляющим взором.

— Он мучает меня, — продолжала Зоя, — он оскорбляет меня, я ненавижу его. В первый же день нашего брака он нанес мне оскорбление, которого я не в силах простить, он отверг мои ласки. Я хочу иметь настоящего мужа. Помоги мне, Михаил.

— Чем же я могу помочь тебе, царица?

— Как чем? Подумай сам.

— Не могу сообразить. Что может простой смертный против державного царя?

— Представь себе, что Бог убрал бы Романа.

— Так что же? Это, может быть, было бы хорошо для тебя, царица.

— И для тебя, Михаил.

— Напротив, ведь, новый царь мог бы отправить меня в ссылку, а этот ко мне благосклонен и не видит того, что ему не следует видеть.

Зоя рассмеялась.

— Новый царь? Да кто же им будет? Ты забываешь, что я дочь Константина. Я распоряжаюсь престолом, как мне угодно. Царем будет тот, за кого я пойду замуж. А за кого бы я пошла замуж, если бы умер Роман, как ты думаешь, милый Михаил? — спросила Зоя и страстно поцеловала его.

Михаил как будто начинал понимать, но, все-таки, не решался высказать своей мысли.

— Тебя одену я в порфиру, тебя украшу царским венцом, — шептала Зоя, наклонившись к самому лицу юноши.

Михаил молчал, он не мог говорить от избытка чувств.

— Что же ты молчишь, Михаил? — продолжала царица полушепотом. — Неужели ты отказываешься от собственного блага?

Зоя прижала Михаила к своей груди, поцеловала его и спросила:

— Согласен ли ты сделать то, о чем я попрошу тебя?

— Согласен, согласен! — прошептал юноша, не помня себя.

— Мы будем жить с тобой под одною крышей, никто не разлучит нас, мы будем соединены самим Богом.

— Да, никто не разлучит нас, — как эхо повторял Михаил.

— Мы будем любить друг друга, мы будем утопать в блаженстве.

— Да, да, — говорил Михаил.

— И ты будешь первым человеком во всей вселенной, все покорятся тебе, твоя воля будет выше закона, коленопреклоненные сановники будут целовать твою пурпурную туфлю. Так клянись же, Михаил, клянись, что ты это сделаешь!

— Клянусь!

Замолчала Зоя, замолчал и Михаил. Все смолкло, ничего не было слышно, кроме звуков поцелуев…

VI

Было темно, когда Михаил вышел из дворца. С тех пор,

как он стал сановником, он не ходил один по константинопольским улицам, опасаясь, что на него нападут и ограбят. Его сопровождали придворные служители с зажженными факелами, а за ними шли вооруженные норманны из императорской гвардии. Сам же он ехал на породистом вороном коне, подаренном ему императрицей. Он ехал шагом, опустив поводья. Какую страшную клятву дал он! Как же сдержать ее? А не сдержать ее нельзя. Ему надо выбирать: быть или убийцей, или клятвопреступником. Он был так поглощен этими мыслями, что не заметил, как один служитель оттолкнул какую-то девушку, как эта девушка прижалась к стене дома и пристально вглядывалась в проходивших.

Вдруг он услышал знакомый голос, звавший его по имени, повернул голову и заметил Анастасо. Он хотел было проехать, но как-то неожиданно для самого себя сделал ей знак и приказал слугам и охране возвращаться домой.

— Уходите, — сказал он, — я доеду один.

— Осмелюсь доложить тебе, светлейший протопроедр, — сказал один из служителей, — это не безопасно, могут встретиться злые люди.

— Ничего, я люблю опасность.

Михаил постоял некоторое время молча, пока не исчезли факелы, и затем сказал ласковым голосом:

— Привет тебе, прелестная Анастасо.

— Добрый вечер, светлейший протопроедр, — сказала девушка.

— Зачем ты так говоришь со мной? Для тебя я не светлейший и не протопроедр.

— Как смею я говорить иначе, когда ты важный сановник, а я — бедная девушка, которую ты забыл?

— Нет, я не забыл тебя, милая Анастасо. — Михаил сошел с коня и подошел к девушке. — Я не забыл тебя и вот тебе доказательство. — Он обнял ее одною рукой, продолжая держать повод другою, и так поцеловал ее, что девушка сразу поверила его словам.

— Отчего же ты не виделся со мной целый месяц?

— Оттого, что это теперь очень трудно, я не знаю, как это сделать. Но подожди, имей терпение, грядут важные события и тогда все будет по другому.

— Мне страшно, Михаил; мне кажется, что это будет дурно для меня. Итак до меня доходят всякие слухи. У нас в трактире часто говорят о том, что делается во дворце. Может быть, врут, но тебя поминают нередко.

— Тсс… молчи, и камни иногда слышат… Скажи, как ты живешь теперь, спокойна ли ты?

— Да, с тех пор, как нет в городе Петра Иканата и уехал Руфини, отец не преследует меня. Но мне грозит беда.

— Какая? Скажи, и я помогу тебе.

— Нет, ты не сможешь помочь.

— Я все могу, я попрошу царя.

— Нет, не то; слушай, Михаил, я беременна…

— О, ужас! — воскликнул Михаил и опустил руку, которой все еще обнимал Анастасо.

— Мне грозит позор, скоро все узнают об этом.

— Однако, может быть, как-нибудь можно избегнуть этой неприятности. Я посоветуюсь со знающими людьми, и нам как-нибудь удастся скрыть это. Я пришлю сказать тебе, как поступить. А теперь поедем.