Гибель Византии (сборник)
Шрифт:
— Ты мне сначала деньги отдай! — закричал меняла, сидевший в трактире и разгоряченный вином. — Деньги отдай, а потом рассуждай!
— Деньги я взял у тебя только вчера, — возразил болгарин, — отдам, когда продам баранов. Ведь, ты за это проценты берешь.
— Так ты думаешь, что болгары могут одолеть нас? — опять спросил юноша.
— А ты думаешь нет? Сколько раз вы убегали с поля сражения, сколько раз мы уводили тысячи пленных ромеев…
— Слушайте, слушайте, — обратился юноша к посетителям трактира, — этот подлец болгарин смеет утверждать,
Болгарина окружили со всех сторон.
— Ну-ка, повтори еще раз, что ты говорил. Посмей сказать, что ромеи трусы.
— Вы меня не поняли, — проговорил болгарин, испугавшись. — Может быть, вы не трусы, но и мы, болгары, тоже не трусы.
— Вы… вы подлый народ, даром что признаете Христа, а точно нехристи какие!
— Ну, докажи-ка свою храбрость, — вызвался юноша, давай поборемся.
Болгарин принял вызов, встал, засучил рукава и ударил юношу кулаком в грудь. Сначала публика смотрела равнодушно на единоборство, но когда перевес оказался на стороне болгарина, за юношу вступился один из его родственников. С двумя болгарину трудно было справиться, но дело приняло еще более серьезный оборот, когда за него вступился один армянин. Подвыпившая публика рассвирепела, с ругательствами бросилась на чужеземцев и вытолкала их вон из трактира. У юноши оказался в руке клок бороды болгарина, он показывал всем свой трофей и хвастался победою.
В это время в трактир вошел высокий старец с длинною седою бородой и волосами до плеч. На нем была надета ряса вроде монашеской, в руках он держал посох. Как только он показался в дверях, все встали и низко поклонились ему. Это был известный паломник Тимофей, два раза ходивший в Иерусалим, видевший собственными глазами Гроб Господень, не раз поклонявшийся св. Димитрию Солунскому и изучивший все столичные монастыри. За это он пользовался в народе особенным уважением. Много повидал он на своем веку, был хорошо принимаем не одним игуменом, потому что нередко приносил в монастыри лепту, собранную среди добрых людей; он все знал, даже то, что делалось во дворце и патриархии; многие думали даже, что он обладает пророческим даром, потому что нередко случалось ему предсказывать, и предсказания его сбывались.
— Что это вы наделали? — спросил Тимофей, отвечая на поклоны. — Я видел человека всего в крови, который опрометью бежал отсюда.
— Это подлый болгарин, мы проучили его, — сказал юноша.
— Пожалуй, нехорошо вы сделали. Конечно, болгары враги наши, но они давно укрощены блаженной памяти царем Василием; к тому же, они христиане. Вот проклятых агарян, тех надо бить, бить беспощадно. Вот в Иерусалиме, в Святой земле…
— Не выпьешь ли кипрского вина во славу Божию? — прервал его Александр.
— Отчего не выпить? Выпью, — ответил паломник. Вино было дорогое, но он знал, что денег с него не возьмут. Старец Тимофей только и жил тем, что приносили ему добрые люди; своих достатков он не имел и даже хлеба ему купить было не на что.
— Что нового расскажешь? — спросил трактирщик, когда паломник выпил вина и лицо
— Вам лучше знать. Я что, все по монастырям, да по церквам.
— Нет, ты расскажи нам, как это и почему случи: лось у нас столь быстрая и неожиданная перемена? — послышались голоса.
— Ведь, многие из нас видали прежде Михаила, — сказал юноша. — Кто не знает, что сестра его Мария выдана замуж за судовщика, занимающегося грязною работой?
— Молчи, дерзкий юноша, — сказал старец. — Есть избранные сосуды. Давно ходило предсказание: сорок лучше ста, сорок одолеет сто. Если вы умеете читать, так знаете, что сорок — это М, а сто — это Р. Вот теперь и смекайте: М одолело Р, Михаил стал на место Романа.
Услышав, что речь идет о Михаиле, Анастасо подсела к паломнику и жадно стала слушать, боясь проронить слово.
— И ты, девица, интересуешься моею болтовней? — сказал старец и продолжал: — Так вот видите, все это случилось по предопределению, которое непреложно и которого изменить нельзя. Но есть во всяком деле и другая сторона, человеческая. Вы слыхали ли, что было вчера во дворце?
— Где же нам слышать!
— Тут нет ли царских евнухов? — шепотом спросил старец трактирщика.
— Нет, говори смело, не бойся.
— Вчера было во дворце заседание сановников, собрался, как водится, весь избранный синклит. Державный царь произносил речь, и только он начал, вдруг упал навзничь.
Старец замолчал, смотря, какое впечатление произвели его слова.
— Продолжай же, старец Тимофей! — послышалось со всех сторон.
— Нет, больше ничего не скажу, да больше ничего и не знаю.
Но просьбы публики заставили его удовлетворить их любопытство.
— Так вот, царь упал и, страшно сказать, изо рта его показалась пена, точно у покойника, лицо его стало совсем черное, он бился головой о пол, точно хотел расшибить головой мраморную плиту.
— Отчего же это могло случиться? — спросил юноша.
— Известно, отчего и всегда случается. Мне рассказывал об этом один воин, он служит в царской страже и стоял как раз за троном. Он видел собственными глазами, как над царем летал какой-то черный дух. Нет сомнения — это демон; демон вселился в великого самодержца. Это кара Божия, дети мои, за то, что он не дождался определенного ему времени…
— Вот тебе еще вина, — сказал трактирщик, желая развязать язык паломнику.
— Да, — сказал тот, выпив, — демон вселился в него за содеянное с царем Романом и ложем его.
— Что? — воскликнула Анастасо, забыв, что в присутствии мужчин не следовало говорить о таких вещах. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Какое ложе?
— Это я выразился возвышенно. Женщины ловят в свои сети молодых мужчин, они лукавы, злы и нетерпеливы и думают, что могут менять судьбу. Как Ева соблазнила Адама, так и она соблазнила его своими прелестями, несмотря на то, что ей пятьдесят лет и следовало бы забыть о любви, но женщина остается женщиной до могилы.
— Я не понимаю, о ком ты говоришь, — прервала его Анастасо.