Гибель Византии

Артищев Александр Владимирович

— Куда уж мне, простому смертному, постичь величие замыслов повелителя, — развязный говор бывалого вояки звучал диссонансом в сравнении с кажущейся почтительностью слов. — Однако должен сказать — эта тактика не нова. Не так давно венецианцы в Ломбардии переправили на платформах с колесами свою флотилию с реки По на озеро Гарда. Вот я и подумал: не худо бы нашему великому хозяину распорядиться перетащить корабли в обход стен Галаты.

— Наш повелитель удивлен сходству планов, родившихся в столь разных головах. Но почему, вопрошает он, нельзя перетаскивать корабли на катках из бревен прямо по земле или на таких же

платформах, которыми пользовались венецианцы?

— Что по мне, так это без особой разницы. Достаточно лишь, чтобы эти посудины катились резво. Можно даже распустить паруса и гребцов усадить за вёсла, — флорентиец расхохотался, довольный своей шуткой.

Мехмед раздраженно повёл плечом, переводчик сделал страшные глаза и итальянец мгновенно умолк.

Султан заговорил, не спуская глаз с грубоватого лица искателя наживы:

— Ты отмечен печатью Аллаха, иноземец. И хотя ты не относишься к приверженцам истинной веры, разум твой достаточно глубок, чтобы уловить веление свыше.

Кожаный кошелёк звучно шлёпнулся к ногам кондотьера.

— Возьми и возблагодари своего господина за милость!

Сколари поспешно прижался лбом к земле, затем схватил мешочек и в открытую взвесил на ладони. Несмотря на свои скромные размеры, кошелёк оказался достаточно тяжёлым и, по-видимому, был заполнен крупными золотыми монетами.

— Ступай, — отослал его толмач и сам, повинуясь взгляду Мехмеда, вышел вслед за наёмником из шатра.

Только полотняный полог закрылся за ними, как на звон колокольчика к султану приблизился рослый сотник-янычар.

— Ты звал меня, мой господин?

— Запомнил ли ты лицо чужеземца, только что покинувшего шатер?

— Да, господин. Что прикажешь — убить его?

— Кошелёк с золотом на его поясе — твой.

Юзбаши пал на колени, приник лбом к ковру и быстро, пятясь задом, покинул шатер.

Мехмед удовлетворённо откинулся на спинку сидения.

Деревянный настил от залива Святого Устья до Золотого Рога был сооружен в кратчайший срок. В течении всего этого времени пушки, установленные в Долине Источников, вели навесной обстрел бревенчатых понтонов у входа в гавань, массивных поплавков, на которых крепились звенья заградительной цепи. Тем самым турки хотели отвлечь охраняющие ее корабли от наблюдения за манёврами османских войск и флота, а так же закрыть клубами порохового дыма вид на этот участок Босфора.

В прямой видимости дозорных на сторожевых башнях Галаты гарцевали отряды конных янычар, не приближаясь, впрочем, на полет стрелы. Довольно часто пушечные ядра опускались почти у самых городских стен, недвусмысленно предупреждая жителей от чрезмерного любопытства.

Обитатели Перы строили всевозможные догадки, но большинство сходилось в одном: османский правитель жаждет взять реванш за недавний разгром своего флота.

Это подтвердил и явившийся к подесте лазутчик.

— Ты уверен? Действительно уверен? — настойчиво допытывался Ломеллино.

— Синьор, я слишком устал для выдумок. Повторяю, тысячи рабочих и ремесленников заканчивают последние приготовления. Транспортировка кораблей начнется или сегодня ночью или с завтрашнего утра.

— Хорошо, Джованни, ступай. Я доволен тобой: твоя задолженность по ссуде будет мною погашена.

У самой двери лазутчик немного замялся, затем решился:

— Нельзя ли получить немного денег на

руки, синьор? Я совсем поиздержался, нечем даже за ужин заплатить.

— Завтра придёшь. Завтра…

Подеста почти силой вытолкнул его из кабинета, захлопнул дверь и запер ее на ключ. Затем приблизился к вделанному в стену шкафу, сдвинул его в сторону и извлёк из маленького тайничка шкатулку. Сдунув тонкий слой пыли, он отпер ее и достал свёрнутый в трубочку лист пергамента. Бережно развернул, пробежал глазами и удовлетворённо хмыкнул.

— Ну что ж, синьоры ромеи, в подписанном договоре, составленном вами же, нет ни слова о добровольном нарушении нейтралитета, а уж тем более о военной вылазке для уничтожения вражеских построек. Галата верна своим обязательствам, но ни на шаг не переступит их.

Довольно потирая руки, он несколько раз прошёлся вдоль кабинета. Затем, остановившись, призадумался, продолжая рассуждать вслух.

— Все правильно, все по закону, однако….. Наше положение слишком двусмысленно: многие сочтут бездействие предательством и могут даже обвинить в сговоре с врагом. Эти греки чересчур подозрительны, да и мои соотечественники в этом грехе им не уступят. Надо бы обезопасить себя, но как?!

Он звучно хлопнул ладонью по лбу.

— О, дьявол! Как я раньше не подумал! Надо срочно послать гонца к Феофану и известить его обо всем. Доброжелательность этого человека ценится высоко и пренебрегать ею никак нельзя!

Подеста сел за стол и заскрипел пером.

— Пусть даже он узнаёт обо всём раньше меня, это письмо в дальнейшем послужит хорошим оправданием.

— Пьеро! — громко позвал он, сворачивая и запечатывая воском послание.

Подеста ещё не успел осознать масштабности близкого несчастья — ведь с переправой османских судов в Золотой Рог был сделан первый весомый шаг к взятию Константинополя.

ГЛАВА XXVII

С наступлением рассвета турецкие галеры двинулись в обход Галаты. Толстые пеньковые канаты, концами уходящие в морскую воду, разом натянулись; ближняя галера дрогнула, задрала нос и медленно, рывками стала потягиваться к берегу. Над поверхностью показалось буро-зеленое, обросшее водорослями и моллюсками днище; вслед за ним, обрушивая вниз потоки воды, въехала на смазанный жиром настил полузатопленная платформа с закрепленным на ней корпусом корабля. Широкие, концами загнутые вверх полозья с протяжным скрипом заскользили по настилу; платформа с галерой двинулась вперёд под дружные выдохи и крики впряженных в лямки рабов. Воловьи упряжки сменили людей, а из моря тем временем вынырнул нос следующего судна.

Щелканье бичей перекрыло посвистывание флейт и дудок, звенели медным звоном цимбалы, под басовитое уханье больших барабанов подрагивали реющие по воздуху флаги. Экипажи галер по команде заняли свои места. Матросы повисли на мачтах, распуская треугольные паруса; десятники расхаживали по палубам, выкрикивая приказы; гребцы в такт громыханию гонга на корме усердно махали веслами в пустоте. Султану неожиданно пришлось по душе шутовское предложение теперь уже покойного кондотьера-флорентийца. В самом деле, почему бы не превратить тяжелый изнурительный труд в подобие праздничного шествия, поразить воображение необычностью и неким тайным смыслом? Пусть дух захватывает у невольных зрителей происходящего!