Гибель Византии
Шрифт:
Бой разрастался. Палуба «Святого Павла» напоминала развороченный муравейник, но за кажущейся сумятицей без труда просматривалась завидная слаженность действий. Каждый знал своё место и в минуту крайней опасности интуитивно делал то, что требовалось от него на данный момент. Воины и моряки без устали перебегали с одного борта на другой, успевая дружно отражать попытки турецких кораблей любой ценой взять противника на абордаж.
Механик-критянин, скачущий и дёргающийся возле катапульты, напоминал своим видом бесноватого. Весь черный от дыма и от гари, он быстро натягивал воротом тетиву, бросался к горшочкам
— А-а….съели, собаки?…..вот ещё….гори и ты…., - бессвязно выкрикивал он, ловко манипулируя рычагами машины.
Полуоглохшие от выстрелов, плавая в дыму, как в густом тумане, пушкари подхватывали лафеты откатывающихся орудий, опрокидывали вёдра воды на раскалённые стволы, быстро перезаряжали и вновь нацеливали на ближайшие вражеские корабли. Вокруг пронзительно-тонко свистели тучи дротиков и стрел; деревянные переборки напоминали выводок зло ощетинившихся дикобразов. Время от времени кто-либо хватался за голову или за грудь, со стоном или молча валился на палубу, красную и скользкую от крови. Мертвые лежали под ногами, при сильной качке шевелясь подобно живым, пока их бесцеремонно не оттаскивали в сторону, подальше от суеты сражения. От едкой пороховой вони, замешанной на запахах крови, калёного железа и горящего дерева, спирало дыхание, глаза застилались слезами и потом, но времени на передышку не хватало.
Гоня перед собой буруны, тяжелый парусный корабль быстро надвигался на византийцев; острый, сверкающий чищенной медью форштевень уже целился сокрушить борт «Святого Павла». Пёстро разодетые воины, толпящиеся на носовой палубе, испускали воинственные, леденящие душу крики и, отталкивая друг друга, вскакивали на перила, повисали на вантах, готовясь обрушиться на врага, одним махом смести поредевшие ряды европейцев.
Механик стремглав бросился к одному из солдат и надрывно крича, принудил его следовать за собой. Вдвоём они вытащили из трюма длинный жестяной цилиндр в пол-обхвата толщиной и поволокли по палубе, спотыкаясь о тела убитых. Выбив пару балясин из перил, они просунули его в образовавшееся отверстие и механик, с факелом в руке, улёгся рядом с трубой, начинённой смесью греческого огня и пороха.
Вражеское судно быстро приближалось. Турецкие воины вопили и бесновались, осыпая ромеев стрелами, копьями и топорами. Флатанел бросился на корму и оттолкнув рулевого, сам всем телом навалился на перекладину руля. Толстое дерево бруса протестующе заскрипело, выгнулось дугой, грозя переломиться, и «Святой Павел», чудом избежав столкновения, прошёл всего лишь в нескольких саженях от турецкого корабля. В это мгновение критянин, опасно перегнувшись через перила, поджёг пороховую заглушку цилиндра-сифона.
Раздался приглушенный взрыв, сменившийся затем чудовищным гулом и свистом. Гигантский язык огня ударил в борт неприятельского судна, расцвёл на нём грозным пламенным цветком. Ревущая огненная струя сметала с палубы людей, мгновенно прожигала канаты и паруса. Почерневшие от страшного жара борта тут же воспламенились и сквозь треск и гудение начавшегося пожара стали слышны дикие вопли моряков, живыми факелами бегающих по палубе.
ГЛАВА XXVI
Белая пена выступила
Но уже через несколько шагов лошадь стала захлебываться в волнах, поднятых сражающимися кораблями и вымокший до нитки султан был вынужден вернуться на берег. Вместе с ним возвратились обратно и сановники его свиты, не по доброй воле принявшие вслед за своим господином морские ванны.
— Смелее, воины Аллаха! — кричал, срывая голос, Мехмед. — Смелее, провались вы в пасть сатане!
В отчаянии он сорвал с головы тюрбан и спрятал в нём лицо. Затем вновь принялся кричать, взывая к мужеству своих моряков. Неподалёку от него на берег выполз турецкий матрос с потопленного судна. Вода ручьями текла с него, мокрые шаровары облепили худые ноги, лицо ещё кривилось от пережитого ужаса. Шатаясь от усталости, он рухнул на колени, вознося хвалу Аллаху за своё чудесное спасение. Но не успел он произнести и двух слов, как подскочивший султан перегнулся с коня и одним ударом снёс ему голову. Голова откатилась на два шага и немного покачавшись, застыла на мокром песке, не сводя с Мехмеда скорбного взгляда остекленевших глаз.
— Вот что ждёт каждого, кто отступит в бою! — вопил Мехмед, потрясая окровавленной саблей. — Бежавший жизнью заплатит за свою трусость!
Он снова бросился в море, страшными угрозами посылая своих капитанов в бой.
Еще не пришедшие в себя от сильного отпора, командиры турецких галер вновь направили свои суда вперёд, стремясь отсечь генуэзские корабли от византийцев и поотдельности расправиться с врагом. Но это им не удалось. «Святой Павел» свирепо огрызался ядрами и огненными зарядами, заставляя даже самых отважных отворачивать в сторону. Тогда вперёд устремилась бесчисленная флотилия феллук, до того благоразумно пережидающих битву гигантов. И если предыдущее сражение походило на схватку медведя с волчьей стаей, то последствия этой атаки наводили на на память библейскую причту об избиении младенцев.
Остроносые плоскодонки подпускались вплотную и только потом, в упор расстреливались из орудий — один залп картечи пускал на дно сразу несколько феллук. Даже тем, кому посчастливилось невредимыми доплыть до кораблей христиан, это не приносило удачи: турки не могли преодолеть высоких бортов, с которых к тому же обрушивалось на их головы всё, что имело хоть какую-то тяжесть и годилось в качестве метательных снарядов. Под хруст проламываемых черепов, оставляя на бортах отсечённые руки, атакующие валились вниз, переворачивая свои неустойчивые суденышки.
Турецкие галеры бросились на выручку, но огневая мощь христиан по-прежнему держала их на почтительном расстоянии. Стоило неприятелю приблизится, как спаренные цепями чугунные ядра вновь начинали рвать паруса, ломать мачты и проделывать большие безобразные дыры в обшивке корпусов. Свинцовая картечь генуэзцев свирепо свистела над палубами, унося сотни жизней; чадящие языки греческого огня, подобно пятнам проказы расползались по воде, поджигая всё новые и новые суда османов. Акватория прибрежного участка кишела тонущими людьми, чьи взывающие о помощи, полузахлебывающиеся выкрики не слышал и не слушал никто.