Гиблая слобода
Шрифт:
* * ч*
Перед отходом поезда 18.45 обычная суета сменяется безумием. В Денфер — Рошеро туннели, соединяющие станцию метро с линией Париж — Со, перегорожены решеткой с остроконечными прутьями. Можно подумать, что это проходы, ведущие из зверинца на арену цирка. По ним, рыча и толкаясь, как дикие звери, устремляются пассажиры, когда прибывают поезда линии Клиньякур, Этуаль или Итали. Париж истекает кровью, и она изливается толчками по туннелю — артерии, резко обрывающемуся при
Шесть часов вечера.
Париж повесил на гвоздь свою грязную фуражку и трясет гривой на все четыре стороны.
Милу проскочил в последнюю минуту, когда железные Ворота уже закрывались. Жако оказался прижатым к решетке напиравшей сзади толпой. Подавшись назад, он вывернулся, подтянулся на руках, быстро осмотрелся, перескочил через ворота и бегом бросился к поезду. Автоматические двери давно закрылись бы, если бы ноги и локти пассажиров не торчали из переполненного вагона. Жако повернулся лицом к платформе и стал хладнокровно оттеснять спиной пассажиров в вагон. Уцепившись обеими руками за створки двери, он согнулся в три погибели и, как каток для трамбовки, с силой нажал на стоявших плотной стеной людей.
Дверь с треском захлопнулась, чуть не прищемив ему нос.
Жако возвращался домой после напрасных поисков работы. Он сообщил Милу, что всюду, куда бы он ни приходил, в отделе кадров требовали адрес его старого места работы.
— И прежде чем тебя нанять, они звонят по телефону; можешь себе представить, что после моего прямого правого…
Бэбэ вошла в вагон на станции Бур — ла — Рен. При виде Жако, стоявшего возле двери, на ее лице появилась колючая улыбка:
— Не меня ли ты ждал… случайно?
Он ответил, мотнув головой:
— Еще бы… конечно, ваше величество!
И подчеркнуто повернулся к ней спиной.
Милу отнесло толпой в другой конец вагона. Он очутился рядом с Морисом, и оба коротали время, читая крупные заголовки вечерних газет: «Массовая высадка парашютистов в Дьен — Бьен — Фу. Город взят. Этот первый успех изменил положение на фронте в пользу наших войск…»
— Знаешь, сколько получают парашютисты? — спросил Морис. — Больше ста тысяч при вербовке и столько же при отправке. А там, на месте, больше пятидесяти тысяч франков в месяц.
— Не считая всяких спекуляций и сделок, — заметил Милу.
— Не нужно даже спекуляций. Представляешь себе: пятьдесят тысяч в месяц?..
Он на минуту задумался:
— А главное, военным не на что и тратить деньги. И если ведешь себя скромно…
Милу с любопытством посмотрел на приятеля. Морис отвернулся и весь ушел в созерцание ночи, прорезанной, словно молниями, лучами фонарей.
— На военной службе
Морис не обернулся. Милу вынул пачку сигарет.
— На вот, возьми.
Морис взял сигарету. Они закурили. Морис посмотрел на Милу, затем на кончик сигареты. Наконец, проговорил:
— Сегодня утром я получил расчет.
— Чем провинился?
— Ничем. Мертвый сезон.
— Ах да… мертвый сезон.
Вдруг на Милу напал смех.
— Значит, ты теперь вроде нас, вроде Жако и меня. Ищешь работу…
Но Морис не смеялся, Милу почувствовал, что смеется один, и прошептал:
— Да, конечно, для тебя…
Морис не расслышал:
— Что ты говоришь?
— Ничего. Не огорчайся. — Милу толкнул приятеля локтем в бок. — Я уже нашел работу. Специализируюсь по центральному отоплению.
Морис был сумрачен по — прежнему. Милу снова толкнул его в бок.
— Центральное отопление… представляешь себе, как это здорово зимой! Шикарная жизнь — в тепле.
Они не сказали больше ни слова до самой станции.
— А как это оплачивается?
— Не слишком хорошо. Девяносто франков…
Их поглотила ночь. Свет в городе не горел… Электрическая компания Франции все еще придерживалась летнего расписания.
Для Жако пробуждение по утрам было теперь невеселым. День представлялся ему зияющей черной ямой, и впереди не было ничего, кроме неизбежных поисков работы. Надо было умываться в ледяном помещении и прежде всего вскипятить чайник, чтобы отогреть колодезный насос. К тому же спал Жако плохо. Лулу кашлял все ночи напролет. У мальчика бывали такие приступы, что он мог хоть кого разбудить.
— У тебя плохой вид, Жако. Лулу очень кашлял сегодня, да? — спросила мать.
— Не переставая.
Жако на минуту задумался, подняв кисточку для бритья, и попытался объяснить:
— Временами даже через определенные промежутки…
— Каждые полчаса до двух утра, а после двух каждый
* * *
час
— Ты тоже слушала, мама?
— Да, я глаз не могла сомкнуть всю ночь.
— Не беспокойся, мама, это ничего… он простыл немного.
Мать размешала сахар на дне кружки, допила последний глоток, поставила кружку с торчавшей из нее ложечкой на край раковины и вздохнула:
— Думается мне, болезнь у него серьезная.
Скрипнула старая калитка.
— Это Амбруаз, — сказала мать.
Но Амбруаз не сразу вошел в дом. Он любил немного потоптаться в садике — оглядывал все вокруг, вдыхал полной грудью свежий утренний воздух, прежде чем запереться в душной комнате.
Он поздоровался с матерью и смущенно пожал руку Жако.