Гиблая слобода

Шаброль Жан-Пьер

— Скатертью дорога!.. — пробурчал кто-то.

* * *

Когда в Гиблой слободе стало известно о предстоящей свадьбе Полэна и Розетты, все испытали смутное чувство ответственности за судьбу молодоженов… «Бедняжки!» — вздыхали женщины и при этом вспоминали о каком-нибудь забавном или трогательном эпизоде собственного замужества; они с надеждой смотрели на мужей, словно те могли чем-нибудь помочь молодой паре. Мужчины пожимали пле чами, но, оставшись в своей компании, взволнованно обсуждали женитьбу Полэна, высмеивали обычаи, отвергали законы, винили во всем правительство и вообще существующий

строй. И, конечно, расхлебывать все это пришлось молодежи. «Что там ни говори, а Полэн ваш приятель! Эх» да мы в ваши годы перевернули бы небо и землю. Богаче мы не были, но у нас кое-что здесь имелось! (Палец указывал на бицепсы.) И вот здесь тоже! (Палец указывал на лоб.)» Парни наматывали себе это на ус и при встрзче говорили друг другу: «Надо бы что-то предпринять». Наконец они взяли в оборот Шантелуба:

— Ты ведь секретарь Союза молодежи? Так или нет?

Шантелуб почесал черную кудрявую голову, и фуражка служащего почтового ведомства сползла ему на лоб. Он не понимал, какое это может иметь отношение к политике. У него было рябое лицо, на котором выделялся длинный и толстый нос. Шантелуб носил кожаную куртку телеграфиста, а брюки его были прихвачены зажимами у щиколотки: человек он занятой и должен быть в любую минуту готов мчаться на велосипеде из одного конца района в другой. Он был секретарем местной организации Союза республиканской молодежи Франции, в которой состояло с полдюжины парней из Гиблой слободы. Подумав, он неуверенно предложил:

— Ведь нам случается бывать в ресторанах. Ну, хоть изредка. И мы обычно оставляем там не меньше трехсот монет. Так вот, каждый из нас выложит эту сумму, и мы погуляем все вместе на свадьбе Полэна. С мамашей Мани договориться будет нетрудно.

Парни отправились к мамаше Мани.

— Ничего особенного нам не нужно, но поесть мы должны вдоволь: приготовьте картофельное пюре, да побольше, или, скажем, омлет. Мы не просим всяких там тонких вин, но выпивки должно быть достаточно…

Мамаша Мани украсила середину стола листьями и цветами. Цветов, правда, было совсем мало. Из кухни шел такой аппетитный запах жаркого, что у всех прямо слюнки потекли. С веселыми возгласами и смехом компания расселась вокруг стола.

— Аперитив подается за счет заведения, — заявил папаша Мани. — «Пастис» — для мужчин, «Мартини» — для дам, — и он без всяких церемоний уселся в конце стола.

— Мне самую капельку! — чинно заявила Розетта.

Парни благоговейно держали в руках полные до краев стаканчики. Они угощали друг друга сигаретами, давали прикурить и мечтательно следили глазами за первыми струйками дыма. Все молчали в предвкушении аппетитной за^ куски, но ее подали только, когда пришел Проспер. Верно его и поджидали. Брат Полэна исчез сразу же по выходе из мэрии. Куда он ходил? Может, на ферму, чтобы задать корму лошадям? От Эсперандье всего можно было ожидать.

Мамаша Мани наготовила в изобилии всякой закуски: тут была и колбаса, и нарезанный треугольниками паштет, и редиска, и ветчина. Толстопузые горячие ковриги хрустели под ножом. Папаша Мани с двумя литрами красного вина обошел стол и наполнил все стаканы.

— Так, значит, ты теперь без работы? — спросил Морис у Жако.

Только Морис и мог задать такой неуместный вопрос. Морис Лампен высок, худ, немного сутулится. Среди своих живых, как ртуть, приятелей он кажется несколько апатичным. Он кормилец семьи, и чувство ответственности гнетет его.

— Думаю, долго это не продлится, — ответил Жако. —

С понедельника всерьез примусь за поиски работы.

— Тебе придется по — по… по — по… побегать! Ра — ра… papa… работа на улице не валяется!

С Клодом Берже нелегко было разговаривать, но товарищи так привыкли к его заиканию, что схватывали смысл фразы с первых же спотыкающихся слов. У них давно отпала охота смеяться над этим недостатком, но если кому-нибудь постороннему приходила в голову такая неудачная мысль, он быстро убеждался, что этот невысокий коренастый парень с плоским лицом и волосами, подстриженными бобриком, питает пристрастие к боксу. Клод Берже мечтал пойти по стопам Рея Валевского, молодого поляка из Гиблой слободы, подвизавшегося на рингах столицы.

Клод напомнил Жако про Виктора, который уже давно ищет места. Ну, да ведь всем известно, что Виктор лентяй.

— Может, оно и так, зато Жю — Жю — Жюльен вовсе не лодырь, а он все еще без работы, — отвечал Клод.

— Да, — не сдавался Жако, — но у Жюльена нет специальности. А у меня есть!

Клод Берже передернул мускулистыми плечами, он начинал сердиться и от этого заикался еще больше. Выпаливая слова, как пулемет, который то и дело заедает, он старался растолковать, что у всех у них есть специальность, что все они окончили школы заводского ученичества, а ничего не поделаешь, всем им пришлось наняться на стройку землекопами. И каким бы ловкачом ни был Жако, он тоже осядет на Новостройке.

С торжественным видом вошел Милу в великолепном сером костюме. Почесывая свой нос картошкой, он заявил:

— Уважаемые дамы и господа, прошу прощения за то, что опоздал, но это произошло по технической причине, абсолютно от меня не зависящей… Представьте себе, я потерял ключи от своей машины.

Он выждал, пока уляжется смех, затем подошел к Полэну и протянул ему сверток, перевязанный розовым шнурком. Полэн стал медленно его развертывать. Любопытство присутствующих было возбуждено, вилки застыли в воздухе.

— Портсигар, да еще полный сигарет! О, спасибо, Милу!

Папаша Мани вновь обошел стол с двумя бутылками в руках.

Было подано жаркое — гвоздь пиршества. Мамаша Мани появилась с таким длинным блюдом, что ей пришлось протискиваться бочком в кухонную дверь, и на этом блюде плавал в собственном соку, как остров Гельголанд в Северном море, великолепный кусок жареной свинины, украшенный кресс — салатом и аккуратно перевязанный бечевкой, словно посылка из заморских стран. Когда блюдо было водворено на почетное место, в центре стола, ликование стало всеобщим. Послышался скрежет: все с ожесточением принялись точить ножи о рукоятки вилок. Возник важный вопрос — кому разрезать мясо. Каждый старался уклониться от ответственности. Два или три бахвала предложили было свои услуги, но их с позором отвергли. В конце концов, презрительно отстранив столовые ножи с закругленными концами, папаша Мани вытащил свой складной нож.

Первые кусочки смаковали, глотали с благоговением. Все сосредоточенно жевали. Морис Лампен встал, с серьезным видом постучал вилкой о край стакана и добился почтительного молчания.

— Уважаемые дамы и господа, — сказал он, — вношу предложение: давайте почествуем нашу хозяйку, мадам Мани!

Раздался тройной взрыв рукоплесканий. Папаша Мани в смущении опустил голову: он отчасти принимал это на свой счет. Чей-то запоздалый хлопок вызвал суровую кри тику. На пороге кухни появилась разгневанная мамаша Мани и заявила ворчливо: