Гиблая слобода
Шрифт:
Мимиль закурил сигарету, а Ритон — трубку. Рири протирал глаза и потягивался, Жюльен попивал ром, а Виктор стучал чашкой о бутылку в знак скромной, но настойчивой просьбы.
Шантелуб взял свою чашку и, закрыв глаза, одним духом проглотил ее содержимое. По телу пробежала дрожь. Он совсем позабыл, что в чашке ром. Его глаза увлажнились.
Радостный гул встретил появление Иньяса с аккордеоном в чехле из черного молескина. Он уселся на табурете, вытащил свой инструмент из чехла, приладил ремни на плечи.
— Вот оно, пианино бедняков!
Иньяс выпил ром, который ему налили, и вытянул губы; услужливая рука вставила ему в рот сигарету, другая поднесла зажигалку. Он затянулся, передвинул
Раздались два глубоких хриплых вздоха, и воздух наполнился звуками танца — жава.
— Эй, вы там, потише, а то не слышно Иньяса!
— Играй, Иньяс, валяй дальше!
Аккордеонист смущенно и гордо царил над залом, лицо его блестело от пота, над верхней губой чернели традиционные усики. Фальшивые ноты врывались порой в мелодию жава. Аккомпанемент басов звучал густо, подчеркивая капризные вариации танца.
Жанна Гильбер и Клод Берже встали, открывая бал. Рири Удон и Ивонна Лампен последовали за ними. Остальные столпились в другом» конце зала. Папаша Мани придвигал стулья к стене, бормоча слова припева. Звуки аккордеона делали все вокруг сказочно — прекрасным. После четвертого стаканчика взгляд Виктора стал тяжелым, он останавливался то на одном, то на другом приятеле и, казалось, говорил: «Ведь мы понимаем друг друга, правда, старина?»
Клавиши у аккордеона были грязные, с жирными отпечатками пальцев, с полустертыми нотами.
Жако против воли украдкой наблюдал за Бэбэ. Протанцевав два вальса с Реем и танго с Жюльеном, девушка принялась болтать с Лизеттой. Жако хотелось пригласить ее, ко он боялся получить отказ при товарищах. Он разыгрывал перед ней высокомерное безразличие, а перед приятелями притворялся, что все в порядке, но он, мол, умеет держать язык за зубами. Виктор сказал ему тихо:
— Слыхал, Жако, парни из Шанклозона собираются завтра прийти на танцы в «Канкан».
— Порядок! Вот будет потеха!
Жако зажмурился. Он улыбнулся и ударил кулаком о ладонь левой руки.
Постепенно всех сморила усталость. Аккордеон никак не мог одолеть «Сказки венского леса». Полэн распечатал коробку сигар и пустил ее по рукам.
Жако с наслаждением затянулся сигарой.
— Ну, как твоя песенка, Ритон? Готова?
Ритон оторвал край бумажной скатерти и встал. Вид у него был недовольный. Стихи еще не совсем отделаны. Особенно конец.
— Плевать! Начинай, Ритон, давай свою песенку! Ритон оперся ладонью о стол и запел:
Полэн Розетту в дом берет, — Рука, нога, спина, живот, — Аккордеон о том поет: Полэн Розетту в дом берет. [2]Иньяс остановил его:
— Погоди минутку…
Он уловил мотив и стал подбирать его на аккордеоне.
— Ну как, выходит? Я буду аккомпанировать, начинай после вступления…
Аккордеон заворковал среди наступившей тишины.
Бедна невеста бедняка, — Спина, живот, нога, рука, — Есть сердце — нету кошелька, — Бедна невеста бедняка.2
Стихи даются в переводе Д. Самойлова.
—
— Да нет же, балда! Повторять надо первую строчку. Слушай хорошенько.
— Да не мешайте вы! Давай дальше, Ритон. Песенка у тебя просто мировая.
Пусть бог подаст им пирога, — Спина, живот, рука, нога, — К обеду ложка дорога, Пусть бог подаст им пирога!Тут Ритон умолк и скомандовал:
— Хором, ребята!
Пусть бог подаст им пирога.Но половина парней сбилась и запела: «Спина, живот, рука, нога…»
Когда одёже — грош цена…— Слушайте внимательно этот куплет, — сказал Ритон и продолжал:
Когда одёже — грош цена, — Рука, нога, живот, спина, — Банкира помощь не нужна,Ритон поднял обе руки, чтобы лучше дирижировать хором.
Когда одёже — грош цена…Ребята по — настоящему спелись только под конец.
Что ж, сухо счастье их слегка, — Живот, спина, нога, рука, — Винца бы им хоть полглотка! Что ж, сухо счастье их слегка.Последняя строчка прозвучала особенно слаженно. Ее повторили просто так, для удовольствия:
Что ж, сухо счастье их слегка!— Ты прав. Слегка сухо, — проговорил, еле ворочая языком, Виктор и, придравшись к случаю, налил себе еще стаканчик. Затем повернулся к Жако и сказал, подмигивая: — Парни из Шанклозона завтра придут на танцы…
— Не беспокойся, прием обеспечен! Факт!
Какая-то непонятная грусть овладела Жако. Сигара была превосходная. Песенка у Ритона вышла потрясающая. От рома во всем теле чувствовалась приятная легкость, а Иньяс играл на аккордеоне лучше всякого профессионала. Музыка и клубы ароматного табачного дыма придавали всему окружающему характер чего-то нереального, сказочного. Ребята были мировые, Полэн и Розетта наслаждались счастьем. Здесь было хорошо, даже слишком хорошо, а Жако взгрустнулось. И так всегда. В кино, стоило Жако посмотреть журнал и документальный фильм, как он уже чувствовал себя несчастным, хотя гвоздь вечера и вместе с ним полтора часа ничем неомраченного удовольствия были еще впереди. Но он уже заранее знал, чувствовал — скоро фильм кончится. Мысль о неизбежном конце всякого удовольствия все портила ему. Жако курил, пил, в ушах у него звучал аккордеон Иньяса, и ему было по — настоящему грустно.