Гидра-2. Криминальные истории 60-х
Шрифт:
В кабинете Иван Андреевич вытащил из сейфа окурок с места происшествия и рядом с ним положил окурок, найденный за батареей в подъезде.
— Что ты скажешь, Андрей?
— Скажу, что они если не идентичны, то очень похожи по форме перегиба мундштука папиросы.
— Еще?
— И как вывод: их курил один человек.
— Еще?
— Больше я сказать ничего не могу.
— Кто этот человек?
Андрей смотрел на Ивана Андреевича и думал.
— Этот человек — тот самый слесарь, которого мы видели в подвале дома № 12 по ул. Кончаловского 20
— Слесарь?
— Да.
— Я ничего не понимаю.
— Вы видели папиросу у него на верстаке?
— Да.
— Форма?
— Я не успел ее рассмотреть, так как он ее быстро смял.
— Вы видели, как он сминал мундштук папиросы, когда закуривал?
— Не обратил внимания. Это слишком неожиданно.
— В нашей работе много и постоянно неожиданное, поэтому нужно быть готовым ко всему и не теряться. Нужно быть очень внимательным. У меня были сомнения, когда я увидел папиросу на верстаке. Ведь мог курить и не он. А когда он сам смял папиросу и я взял ее у него из рук, чтобы прикурить, я убедился, что все окурки — его. Но об этом никому ни слова. Это сейчас величайшая тайна. Стоит ему узнать, и вся наша окурочная с тратегия не будет стоить выеденного яйца.
— Да, да. Он?
— Не знаю, дорогой Андрюша, не знаю. Может быть, он просто бросал окурки, так как работает там. Ходит, курит, бросает, и все, и никакой связи его курение и он сам с убийством не имеют. Может быть такое? Вполне. Смущает только одно, что окурок находился рядом с трупом и в комнате, в которой никто практически не бывает, а если и бывает, то очень редко, и окурок свежий. Зачем там мог быть этот слесарь? На всякий случай отметь в плане допросов этот вопрос. Выясним у слесаря, когда будем его вызывать. — Иван Андреевич ходил по кабинету. — А все-таки нужно проверить этого слесаря на судимость, что он за человек.
— Хорошо, Иван Андреевич.
— А как там у нас дело с фотографиями? Сделали? Выздоровел фотограф?
— Да.
— Ну и как?
— Смотрели. Там какой-то предмет на фото непонятный.
— Ну-ка, взглянем. — Иван Андреевич начал рассматривать фотографии места происшествия и трупа девушки. — Где предмет?
— Вот на этой фотографии.
— Ну и что?
— Но его нет на плане места происшествия и о нем ничего не говорится в протоколе осмотра.
— Это нечто интересное. — Иван Андреевич внимательно вглядывался в фото.
— Мы думаем, что это дефект фотографии. Просто затемнение какое-то вблизи стены.
— Может быть, может быть. Дайте негатив, пусть посмотрят в лаборатории.
— Хорошо, — ответил Андрей.
Они еще долго сидели и обсуждали. Поздно вечером Иван Андреевич, идя домой, чувствовал какое-то напряжение и подъем, словно перед схваткой, ему почему-то казалось, что он идет рядом с дорогой преступника, он близко, нужно только протянуть руку и схватить, взять его. Он даже оглянулся, потом остановился, словно о чем-то вспомнив, сам внимательно оглядывал улицу. Ничего подозрительного — идут люди, бегут машины.
«Нервы, нервы, — подумал он, и пошел
Придя домой, он сразу заговорил об этом:
— А что, мать, если мы в воскресенье всей семьей, включая и Женечкину невесту, махнем за город, а? Наберем с собой продуктов и проведем весь день в лесу? — Он ходил по квартире, потирал руки, крякал, а сам говорил: — А, мать? И ты отдохнешь, надоела кухня, наверное?
— Если будет хорошая погода. Ты не слышал прогноза?
— Какая ты у меня проза. Сразу погода, прогноз, убиваешь у человека настроение, мечту об отдыхе.
— Погода. У тебя какая погода? Сможешь ли? Ты ведь не в первый раз планируешь и не в первый раз не поедешь.
— Пасмурная погода, мать.
— A-а. Я бы очень хотела побыть в лесу.
— Да, да. Ну, давай поужинаем. А где Женька?
— Заниматься ушел в библиотеку.
Иван Андреевич ел, а сам думал. Всегда так — тонкая ниточка, по которой идешь, которую распутываешь, которая не вселяет никакой надежды, и одновременно она единственная. Распутываешь, распутываешь, и неожиданно оказывается, что правильно, все правильно, правильно распутывал, т. к. дело раскрывается.
Пока два конкретных лица: жених и слесарь. И все другие, живущие на земле мужчины. Если эти двое отпадут, останутся все мужчины земли. А всех не проверишь. Игнатьев не судим, не привлекался, ни в чем плохом ранее на замечен. Но все когда-то начинают с начала. Может, для него это начало?
Второй — слесарь. О нем пока ничего не известно. Завтра будем знать. Итак, подождем до завтра.
— Здравствуй, отец.
— Привет.
«Приятный молодой человек, — подумал он, — глядя на Женьку, не хлыст. Почему хлыст? Хлыщ. Как правильно? В общем, не пижон».
— Как дела, Джек?
— Опять вспомнил?
— Нет, просто так.
— А мне тоже почему-то сейчас Джек вспомнился. Я до сих пор не могу о нем забыть. Жаль его. Хороший был пес, — сказала жена Ивана Андреевича. — Если бы не отравили, до сих пор жил бы с нами.
— Ладно, мать. Женька теперь за двоих у нас. Ну как, Женя, поедем в воскресенье за город? Ты пригласи свою Галину, и всем семейством — на природу, а?
— Согласен. Я пошел к себе, па, мне еще нужно кое-что посмотреть к завтрашнему семинару.
— Давай, давай. — Иван Андреевич развернул газеты и углубился в чтение.
Жена негромко стукала посудой в раковине, журчала вода.
А утром в кабинете он вместе с Андреем снова ломал голову над загадкой, называемой уголовным делом об убийстве гр. Степановой. Он ходил по кабинету и думал. А думать было над чем.