Гигиена убийцы. Ртуть (сборник)
Шрифт:
– Неужели вы не понимаете, что истинная любовь не знает критериев?
– Нет.
– Как жаль, Нина, и все же я вас люблю, со всею тайной, что кроется в этом глаголе.
– Постойте, я поняла! Вы ищете достойный финал к роману, да?
– Если бы вы знали, до чего мне этот роман стал безразличен в последние несколько минут!
– Не верю. Эта незавершенность не дает вам покоя. Вы были убиты, узнав, что между вами и мной нет никакой связи, вот и сочинили ее сами на скорую руку, выдумав какую-то внезапную любовь. Вам так
– Какое заблуждение, Нина! Любовь вообще не имеет смысла, именно поэтому она священна.
– Нет уж, на ваши словеса я не куплюсь. Вы никого не любите, кроме мертвой Леопольдины. И не стыдно вам предавать единственную любовь вашей жизни, держа передо мной эти заведомо лживые речи?
– Я вовсе не предаю ее, наоборот. Своей любовью к вам я доказываю, что Леопольдина научила меня любить.
– Софизм.
– Это был бы софизм, не будь любовь подвластна иным законам, чуждым законам логики.
– Послушайте, господин Тах, пишите всю эту чушь в своем романе, забавляйтесь на здоровье, а я вам не подопытная свинка.
– Нина, я вовсе не забавляюсь. Любовь существует не для забавы. Любовь – чтобы любить, и только.
– Как вдохновляюще.
– Да-да. Если бы вы могли постичь смысл этого глагола, вы вдохновились бы, Нина, как вдохновлен сейчас я.
– Оставьте ваше вдохновение при себе, прошу вас. И перестаньте называть меня Ниной, иначе я за себя не отвечаю.
– Не отвечайте за себя, Нина. Позвольте только любить вас, если вы сами не способны полюбить меня в ответ.
– Полюбить? Вас? Только этого не хватало. До какого надо дойти извращения, чтобы вас любить!
– Дойдите до извращения, Нина, вы так меня осчастливите.
– Я бы себе не простила, если бы осчастливила вас. Меньше всех людей на земле вы достойны счастья.
– Не могу с вами согласиться.
– Естественно.
– Я безобразен, я зол и подл, я, может быть, самый гадкий человек на свете, и все же у меня есть одно редкое достоинство, столь драгоценное, что за одно это я достоин любви и счастья.
– Постойте, я угадаю: скромность?
– Нет. Я сам назову мое достоинство: я умею любить.
– И за этот высший дар я должна омыть слезами ваши ноги и сказать: «Претекстат, я люблю вас»?
– Повторите еще раз мое имя, это так приятно.
– Замолчите, а то меня стошнит.
– Вы чудо, Нина. Вы необыкновенная: огненный темперамент и твердый характер, пламя и лед. Вы горды и бесстрашны. У вас есть все, чтобы быть несравненной любовницей, – если бы только вы вдобавок умели любить.
– Хочу предупредить вас сразу, что, если вы принимаете меня за реинкарнацию Леопольдины, вы глубоко заблуждаетесь. У меня нет ничего общего с той восторженной девочкой.
– Я это знаю. Вам незнаком восторг, Нина?
– Это совершенно неуместный
– Я тоже так думаю. В этой истории все неуместно, и в первую очередь моя любовь к вам. Поэтому ответьте на мой вопрос, вовсе не предполагающий того, о чем вы подумали: знаком ли вам восторг, Нина?
– Не знаю. Но знаю точно, что в данный момент я восторга не испытываю.
– Вы не знаете любви, вы не знаете восторга – вы вообще ничего не знаете. Нина, детка, как вы можете дорожить жизнью, если даже не знаете, что такое жить?
– Зачем вы мне все это говорите? Чтобы я покорно дала себя убить?
– Я не убью вас, Нина. Я хотел это сделать, не скрою, но после того, как я пресмыкался, это желание меня покинуло.
– Ох, я умру от смеха. Вы всерьез думали, что сможете убить меня, вы, немощный старикашка? Нет, вы даже не гадки, вы, в сущности, просто глупы.
– От любви глупеют, Нина, это общеизвестно.
– Ради бога, не говорите больше о любви, я чувствую, что способна убить.
– Неужели? Но именно так все и начинается, Нина.
– Что – все?
– Любовь. Так, значит, я пробудил вас к этому восторгу? Я несказанно горд, Нина. Желание убить умерло во мне – и тут же возродилось в вас. Вы только сейчас начинаете жить – вы это сознаете?
– Я сознаю, что вы довели меня до белого каления.
– Я сподобился увидеть нечто необычайное: я-то, подобно всем смертным, думал, что реинкарнация возможна только post mortem, и вот при жизни своими глазами вижу, как вы становитесь мной!
– Я никогда не слышала худшего оскорбления в свой адрес.
– Ваше белое каление говорит о том, что вы начинаете жить, Нина. Отныне в вас вскипит та же ярость, что всегда кипела во мне, вам станет непереносимо криводушие, вы будете взрываться гневом и восторгом, вы будете само негодование и отринете всякий страх.
– Да заткнитесь же, наконец, старый боров!
– Вот видите, я прав.
– Нет! Я – не вы!
– Еще не совсем, но процесс пошел.
– О чем вы?
– Скоро узнаете. Потрясающе! Я говорю, и мои слова сбываются на глазах, стоит мне их произнести. Я стал пифией настоящего – не будущего, нет, настоящего, вы понимаете?
– Я понимаю, что вы лишились рассудка.
– Это вы меня его лишили, как лишите всего остального. Нина, я в жизни не испытывал такого восторга!
– Где ваши лекарства? Где успокоительные?
– Нина, меня ждет вечный покой, когда вы убьете меня.
– Что-что?
– Не перебивайте. Я должен сказать вам нечто чрезвычайно важное. Хотите вы того или нет, вы становитесь моим воплощением. При каждой метаморфозе моего «я» мне встречается существо, достойное любви: первой была Леопольдина, и я убил ее; вторая – вы, и вы убьете меня. Круг замкнется, не так ли? До чего же я счастлив, что это будете вы, ведь благодаря мне вы узнали, что такое любовь.