Гильдия Чёрных Кинжалов
Шрифт:
Однажды, столкнувшись с Каусом по дороге из столовой, я поинтересовалась, нельзя ли мне вообще не общаться с директором.
— К сожалению, вряд ли это возможно, — ответил тот.
— Он похож на пса.
— Прости?
— Грента-Райи похож на сторожевого пса, — повторила я громче. Проходивший мимо лаборант как-то странно на меня покосился, но я, любившая точные определения, не считала, что сказала что-то неправильное. — Такого, знаешь, низкорослого, кругломордого, который гавкает, когда подходят к вверенному ему дому. Только непонятно, что он сторожит…
— У
Я подозрительно покосилась на Кауса. Тот насмешливо улыбался, но осуждения в его взгляде не было.
— Знаешь, меня всегда настораживали люди, которые так легко используют в речи слово «изумительный», — проворчала я, отчего его улыбка стала ещё шире. — Послушай, а тебя вообще устраивает, как он с тобой обращается? Он же разговаривает с нами, как будто мы огрызки!
Каус тихонько фыркнул.
— Какие огрызки?
— Яблочные! Которые валяются под ногами, и можно пнуть!
— Директор немного резковат, — признал Каус. — Но он всегда стоит горой за своих сотрудников. И за тебя будет, так как ты теперь одна из нас. Он, кстати, говорил, что очень доволен твоей работой.
Я скрипнула зубами.
— Он перестанет быть довольным моей работой, когда я взорвусь. А я могу. В любой момент — если так пойдёт дальше.
— А ты, когда входишь в его кабинет, представляй, что на месте директора действительно сидит собака. Лучше игрушечная. Сложно срываться на игрушечную собаку.
Я призадумалась и поблагодарила за совет, но воспользоваться им у меня не получилось: чтобы этот совет сработал, Грента-Райи должен был молчать. В итоге я прилагала все усилия, чтобы смириться с его манерой общения, как с неизбежным злом, и гордилась тем, что у меня получается.
К Дельсуну, как и предсказывал Каус, я действительно притерпелась на удивление быстро. Он мне даже начинал нравиться — было в этом городке особое очарование, действовавшее даже на мою, далёкую от романтики душу.
Правда, нельзя было сказать, что город отвечал мне взаимностью. То и дело я ловила на себе неприязненные взгляды, а как-то раз, идя по улице, услышала за спиной недовольный женский голос:
— Новенькую они прислали… Из наших налогов, конечно, ей жалованье выдают. А мы ещё ножки должны ей целовать, небось… за собственные-то деньги…
Отличали они меня очень просто — по форме. В Центре мне выделили удобные чёрные брюки, рубашку им в тон, жилет в тонкую полоску и пояс с металлическими резными украшениями — специально для таких же резных ножен. Сюда же должна была крепиться и на редкость компактная переносная лампа-ловушка, но я её с возмущением отвергла.
— Но это распоряжение начальника службы Чёрных Кинжалов, господина Кор-Тейви… — пролепетала кладовщица. — Такие должны быть у всех дельсунских законников, сколько бы их ни было.
Я удивилась. Кор-Тейви — это была фамилия Кауса, от которого я не ожидала предрассудков. То, что он был начальником службы Чёрных Кинжалов, тоже оказалось для меня неожиданностью, хотя я почти сразу догадалась, что должность эта была номинальной. Он работал здесь дольше всех —
— Ничего страшного, — сказала я кладовщице. — Если ко мне будут вопросы, я с ним сама поговорю.
Рукава рубашки я тут же закатала, потому что деньки стояли довольно жаркие, но всё остальное — а особенно ножны с кинжалом — выдавало во мне представителя законников. Которых, как я наивно полагала, уважать должны везде, не только в Морлио.
В тот раз, услышав злопыхателей, я прошла мимо, и лишь Творец знает, каких волевых усилий мне это стоило. Но настроение оказалось испорченным на весь день. И это ещё больше усугубилось, когда хозяин дома, где я снимала комнату, хмуро кивнул мне в ответ на пожелание доброго вечера. Раньше я имела дело только с хозяйкой — радушной женщиной, не позволившей себе и косого взгляда в мою сторону. Но пришлось убедиться, что она была лишь исключением, подтверждающим правило.
Теперь я сидела и разглядывала город с подоконника — проще говоря, предавалась безделью. На этот вечер у меня было запланировано несколько дел, но пойти и заняться ими я не могла, потому что слишком погрузилась в меланхолию. Кончилось это всё тем, что я рассердилась на себя. Какие-то очередные дураки, ругающие власть, а заодно и меня, как её представителя! Людей, склонных к подобным обобщениям, вообще не стоит принимать в расчёт — а я позволила какой-то язвительной бабёнке испортить мне остаток дня! А ведь между прочим, темнеть ещё даже не начало, и я могу многое успеть до заката… что ж я, буду терять время из-за какого-то пустяка?
С этими мыслями я решительно слезла с подоконника, заперла дверь и бегом спустилась по скрипучей деревянной лестнице. В первую очередь я собиралась пойти поесть — это всегда поднимало мне дух, а потом неплохо было бы поискать библиотеку или, на худой конец, хорошую книжную лавку… Но увы, дойти до ближайшей забегаловки у меня не получилось.
По правде сказать, я заблудилась. Хотела срезать путь, который успела выучить за эти два дня, и оказалась в вязи переулков, прерывавшихся тупиками. В конце концов, я бы оттуда выбралась, но мне не позволили.
Я не сразу поняла, что подростки, то и дело попадавшиеся мне в разных частях этого квартала — на самом деле, знакомы между собой. А когда увидела на лице очередного встреченного мальчишки злорадную ухмылку и резко отступила к ближайшей стене, было уже поздно.
— Ну что думаешь, Умай, прямо здесь? — спросил один у своего приятеля, но глядя при этом на меня. — Или в подвальчик затащим?
В свете заходящего солнца их фигуры казались мне уродливыми низкорослыми тенями с едва различимыми лицами. И я скорее угадывала, чем видела выражения этих лиц — но даже то, что угадывалось, не внушало надежд. Передо мной были хоть и малолетние, но вполне состоявшиеся насильники и, возможно, убийцы.