Гилгул
Шрифт:
— Вам виднее.
— Нет. Это не я.
— А кто же, если не вы?
— Полагаю, ваш знакомец из четвертого бокса Института Склифосовского.
— Нет уж, — категорично воскликнул Саша. — Наоборот. Он предупреждал меня!
— Это и произвело на вас впечатление, — кивнул Леонид Юрьевич. — Понятно. Александр Евгеньевич, вы должны уяснить для себя раз и навсегда: тот, с кем вы разговаривали, чрезвычайно хитер. Недаром же в народе его называют «лукавый». Никогда, слышите, никогда не воспринимайте его слова буквально. Он вас обманет. Вы его — нет. И не пытайтесь. Учишь вас, учишь…
— Вы меня учите? — изумился Саша.
— Вы сами себя учите, — Леонид Юрьевич вздохнул,
— Что приходится начинать? — не понял Саша.
— Все.
— Что-то я не понял. Чему это я сам себя учу?
— Тысяча пятьсот девяносто седьмой год. Вы рассказываете свою историю одному англичанину. Конечно, сглаживая и затушевывая слишком уж настораживающие подробности. Помните? На мгновение Саша ощутил запах кабака. Кислятины, пота, резкого табачного дыма. В ушах поплыли громкие голоса, говорящие на странном английском. Звон кружек, шипение жира на жаровнях, крики хозяина корчмы. Гогот и шумная потасовка в углу. Чад, плывущий по залу. Увидел внимательные глаза бледного остроносого человека с длинными черными волосами и тонкими усиками.
— Помните, — констатировал удовлетворенно Леонид Юрьевич. — Ну и набрались вы тогда, Александр Евгеньевич. Однако результат все-таки оказался впечатляющим. Девять лет спустя на сцене лондонского театра «Глобус» впервые была показана одна из лучших трагедий Шекспира о кавдорском тане, который сперва заключил союз с дьяволом, а затем решил обмануть его.
— «Макбет».
— Именно. Ваш рассказ претерпел существенные изменения в угоду драматургии, но смысл-то сохранился. Король Макбет вам никого не напоминает?
— Иегудейского Царя, — пробормотал Саша, подумав всего секунду.
— Верно, — улыбнулся Леонид Юрьевич. — Как говорится, попали в самое «яблочко».
— Значит, я беседовал с Шекспиром?
— И не только с ним. Тысяча семьсот девяносто девятый год. Германия, Веймар. Внушительных габаритов жизнерадостный мужчина. Помните? Кстати, вы так и не научились правильно произносить его фамилию по-немецки и выговаривали ее на английский манер — Геси.
— Гете?
— Верно. Иоганн Вольфганг Гете. Старик был настолько потрясен вашим рассказом, что не мог закончить своего «Фауста» двадцать четыре года. Каждый раз ему казалось, что пьеса недостаточно эмоциональна и выразительна или неточно передает суть замысла. Впрочем, и после окончания Гете не был полностью удовлетворен результатом. Он подошел к истине ближе других, однако и над ним властвовали стереотипы. — Леонид Юрьевич снова закурил, затянулся глубоко, выпустил дым к серому небу. — Что вы видите? — вдруг спросил он.
— Где? — не понял Саша.
— Над головой.
— Небо. Небо, затянутое тучей.
— Это не туча. Это страх. Страх, повисший над твоим городом, — спокойно ответил Леонид Юрьевич. — Тебе приходилось видеть его и раньше. Вспоминай, вспоминай, Гилгул. Это важно. — Он снова затянулся. — Конец прошлого века. Англия. Доктор Рослин Д'Онстон. Вспоминайте. Это гораздо проще, чем кажется. Вы были очень дружны с лондонской богемой. Кое-кого лечили. Среди пациентов, в частности, был чудаковатый молодой человек, писатель и философ. Звали его Роберт Льюис Балфур. Помните? Саша кивнул. Воспоминания рождались в его голове сами по себе. Его память была подобна рыбаку, выдергивающему рыбу из темной воды. Он действительно вспомнил мрачноватого молодого человека, вечно озабоченного собственным здоровьем. Помнится, тот особенно страдал желудком и вызывал к себе доктора Д'Онстона минимум дважды в неделю.
— Роберт Льюис Балфур Стивенсон, — прошептал Саша.
— Верно.
— Смертью главного персонажа, — пробормотал Саша.
— Именно. И Шекспир, и Гете, и Стивенсон, и Уайлд знали, что ничем не могут помочь Гончему. Их книги были скорее напоминанием вам и предупреждением всем остальным — Зло хитрее любого из смертных. Кстати, — Леонид Юрьевич посмотрел по сторонам. — Раз уж мы все равно разговариваем, не могли бы вы все-таки опустить руку? Люди ведь смотрят, неудобно. Могут не так понять. И потом, если бы я решил кинуться на вас с ножом, поднятая рука меня не остановила бы.
— Пожалуй. Саша опустил руку. Но продолжал внимательно следить за собеседником.
— Так вот, — удовлетворенно продолжал Леонид Юрьевич. — Мой оппонент поступил очень разумно. Он предупредил вас о предстоящем несчастье, а затем толкнул под машину. Вы должны были поверить в то, что это сделал я. Отсюда вывод: именно я — ваш противник. Я, а не он.
— Я в это поверил, — сказал Саша.
— Значит, его трюк удался, — пожал плечами собеседник.
— Не знаю, — пробормотал Саша. — Я уже ничего не понимаю. Кому из вас верить, кому не верить.
— А вы прислушайтесь к своей душе. Предвестник может обмануть разум, но не душу. Душа никогда не лжет. И еще… — Он сунул руку за пазуху и достал небольшую склянку. — Смотрите. — В склянке плескалась прозрачная жидкость. — Знаете, что это?
— Откуда же мне знать? Кислота. Или водка.
— Прошу прощения. — Леонид Юрьевич откупорил склянку, сделал два шага вперед и оказался в полуметре от Саши. — Понюхайте.
— Зачем?
— Понюхайте, понюхайте. Саша взял склянку из рук собеседника, понюхал.
— Не пахнет.
— Она и не должна пахнуть. — Леонид Юрьевич забрал бутылочку и вдруг резко выплеснул жидкость под ноги Саше. — Это святая вода, — объяснил он, пряча склянку в карман. — Я набрал ее сегодня утром в церкви. Если бы мне была нужна ваша смерть, я бы сейчас полоснул вас по горлу. Вы что-то слишком неосмотрительны для Гончего. — Саша быстро отступил назад. — Это вам не помогло бы. Совсем необязательно убивать Гончего на Святой земле. Достаточно пролить там его кровь. — Леонид Юрьевич отошел в сторону. — Не стану вас смущать. А то вы, чего доброго, решите, будто я хочу вас убить. Саша молчал, глядя на собеседника исподлобья.