Гинекологическая проза
Шрифт:
Ирочка потихоньку приходила в себя. Она ожидала, конечно, негативной реакции, но чтоб такой… И с чего он так разорался? Сначала она испытывала по поводу происшедшего простое удивление. Потом задумалась. По мере мысленного прокручивания в голове Славиного монолога дивный образ любимого мужа, трепетно лелеемый в душе все эти годы, как-то померк и слинял, недоумение переросло в обиду, а далее – в откровенную злость. Какого черта! Можно подумать, она сидит себе дома на диване, и от скуки гоняет его по врачам. Да столько, сколько она за эти годы перенесла, ни один мужик не выдержит. Спелеолог хренов! Особенно больно было вспоминать,
Немного погодя, когда острая злость улеглась, до Ирочки вдруг дошло, что если Слава не сдаст этот самый анализ, ей не видать направления как своих ушей. Мечта, подошедшая так близко к реальности, на глазах растворялась и таяла. Нелепость происходящего так поразила Ирочку, что некоторое время она ходила, как в тумане, даже не задумываясь, можно ли что-то предпринять. Потом озадачилась. Наиболее простым способом ей показалось уговорить-таки Славу, и она сделала новую попытку. Результат был тем же, разве что крику чуть меньше, зато ссылок на Алину – больше. Ирочка опять разозлилась, правда, способности соображать при этом не потеряла.
Она стала думать, уже невзирая ни на свое отношение к Славе, ни на остатки сентиментальности. Не до того. Раз война, то как на войне. Почему, собственно, невинная просьба вызывает у него столько воплей? Ну не хочешь, так и скажи, чего орать? А не потому ли он орет, что сам не уверен в своей состоятельности? Для мужиков-то это нож острый. Да, но Алина… Ведь там действительно было, медицинский факт, она сама почти видела. Стоп-стоп-стоп, а что было-то? Алина делала аборт. Слава был в то время с нею, но кто сказал, что он был один? У них там, помнится, были сложности в отношениях, и замуж она за него отказалась, а Алина никогда не жаловалась на недостаток поклонников.
Интересно получается. Ведь, если аборт был не от Славы, значит, козырей у него больше нет, и, значит, можно будет триумфально загнать его на анализ. Да, но если результат и впрямь будет отрицательный, то что тогда толку? А очень даже, для таких случаев существуют донорские банки спермы, так что не страшно. И возразить ничего не сможет, никуда не денется.
Итак, дело за малым. Надо выяснить все до конца. Вот когда Ирочка пожалела, что Алина живет теперь в другом полушарии, ведь не будешь же писать все это в письме. Или по телефону. Да такое и в глаза-то спросить трудно, а уж так… Ирочка решила взяться пока за Соню с Мариной, дружили все близко, может, что и мелькнет.
Но не зря говорят, Бог помогает плачущим. Ирочка позвонила Соне, то-се, разговор ни о чем, как только женщины умеют, и вдруг:
– Слушай, ты знаешь, тут ведь Алька скоро приезжает, месяца на два, где-то к Новому году должна.
Ирочка настолько искренне обрадовалась, что Соня даже слегка удивилась, но, тем не менее, было решено и подписано встретиться всем вместе, семьями, вот как только, так сразу.
И ведь действительно встретились. Дело было у Сони, в ее большой, по такому случаю тщательно убранной квартире. Ирочка со Славой немного опоздали, и к их приходу от уборки остались только легкие следы, ее вообще хватило ненадолго, ни одна уборка не вынесет пятерых детей разных возрастов, да еще возбужденных встречей. Но в целом обстановка была мирной. Мужья, не будучи раньше знакомыми, вели разговоры на общие автомобильно-компьютерные
Все же Ирочка ждала встречи с Алиной не без душевного трепета. Тут и теперешнее играло роль, и былое. Ирочка еще опасалась, как поведет себя Слава при этой встрече, колебалась даже, брать ли его вообще, но решила, что пусть, даже если его это выведет из равновесия, тем легче будет его потом обработать. Но Слава вел себя просто никак, поздоровался с Алиной, как с незнакомой, и примкнул к мужской части общества.
Алина не сильно изменилась за прошедшие годы, слегка поправилась, рассталась с копной кудрей, сменив их на безупречную короткую стрижку, да, пожалуй, стала потише, поспокойнее, воздух вокруг нее уже не начинал гудеть и вибрировать. На первый взгляд, таким образом, страшной не казалась, можно было бы и поговорить, но всему свое время.
Ближе к концу вечера, захватив бутылку вишневого ликера и блюдо с пирожными, дамы сбежали от мужей и детей на кухню, где завязалась и потекла чудесная ненавязчивая беседа. Кто не знает эти женские беседы, разговоры обо всем и ни о чем, которые постороннему мужскому уху всегда покажутся невыносимой пустой болтовней, и из которых любая женщина почерпнет больше полезной информации, чем из Британской энциклопедии. Улучив минутку, Ирочка негромко предложила Алине встретиться на днях, поболтать еще.
– Да с удовольствием, – ответила та. – Я тебе дам телефон. Давай хоть завтра, я как раз парней к маме отвезу. Где-то после обеда, только не поздно.
Они назначили встречу в центре, на Пушкинской площади, в скверике напротив памятника, через Тверскую. Летом там работает фонтан и полно народу, а сейчас, по Ирочкиным прикидкам, не должно быть толпы, и разминуться будет трудно.
Ирочка пришла чуть раньше, присела на скамью, еще раз репетируя про себя нужные фразы, и почти тут же издали увидела приближающуюся Алину. Волнения насчет выбора места были напрасны, Алина в любой толпе не осталась бы незамеченной. Белый пушистый полушубок, ярко-алый шарф вокруг головы, и, главное, стремительный летящий шаг выделял ее однозначно. Почему-то она была в темных очках на пол-лица. Когда Ирочка спросила ее об этом, та рассмеялась:
– Представляешь, такое идиотство, воздух родины разъедает мне глаза. Слезятся, ничего не могу поделать. Столько чаду в воздухе… Но вообще все очень здорово, так все изменилось, прямо Европа.
Так, болтая, в медленно опускающихся синевато-серых зимних сумерках они шли не спеша по Тверской к центру. Болтала в основном Алина, рассказывала о своей тамошней жизни, сетовала на проблемы детского образования, обсуждала одежду встречных дам. Ирочка отвечала в основном междометиями, судорожно стараясь поймать благоприятный момент для того, главного, вопроса, ради которого все и было затеяно.
Наконец, зашли в небольшое кафе, сняли шубы, сели. Мгновенно возникший официант был отправлен Алиною за кофе с яблочным пирогом, а сама она тут же стала ностальгически вспоминать, как пекла, бывало, этот яблочный пирог своими руками по студенческим временам чуть ли не из гнилой картошки, и как Слава его (пирог) любил.
– Кстати, слушай, я все хочу спросить, чего ты детей-то не заводишь? Славка был бы счастлив, он чудный мужик, и отец замечательный. Ты не обижайся на меня, я совершенно ничего такого в виду не имею, но просто как-то странно.