Гипнос
Шрифт:
Я осмотрел тушу. Огромная косматая голова была сплошь покрыта густой шерстью, которая скрывала пулевые отверстия. Я не попал бы в глаза зверя даже если бы имел опыт в стрельбе просто потому, что не смог бы разглядеть его глаз. Я не мог обьяснить себе произошедшее. Случайность? Плоды усердного изучения оружия? Я не мог найти ответа. Его дал Аль Пачино. Он перестал дрожать, подошёл к моей жертве, осмотрел ее с вдумчивым посапыванием и сказал: «Я слышал о таком. Это называется Проекционная Метаморфоза. Когда ты стрелял, то чувствовал то же, что чувствовал бы, если бы смотрел прямо в глаза такой псине, да? Ты как бы направлял в эти глаза всю свою концентрацию и сосредоточенность. Точно? Страх и внимание. А вместе с ними – и пули. Да. Я – теоретик. Я пришёл сюда наблюдать и изучать». Пачино пробудил во мне грандиозную, неведомую ранее силу – или, по крайней мере, ее ощущение.
Я спустился с косогора и среди густых задымленных светом зарослей увидел нечто неприродного происхождения. Это была перевёрнутая бригантина. Она лежала дном вверх – заросшая и ветхая, как сам мир. Я оглянулся. Аль Пачино рядом не было. Не у кого было спросить, что это за хреновина и что она делает посреди леса в Нидерландах. Я обошёл судно вокруг и сквозь щели заметил внутри свет. Желтый и пляшущий – свет от костра. Любопытство брало верх. Невозможно было идти дальше, не изучив объект. «Моя задача – ликвидировать угрозу, но имею ли я право пребывать в неведении, если действительно заинтересован в своём деле?» Это был риторический вопрос. Поиск мотивации, чтобы проникнуть внутрь. Я не имел права оставаться в равнодушном неведении, как и любой другой человек, заинтересованный в своём деле. И я начал подрывать лаз. Но сырые борта вросли глубоко в жирную бурую землю. То ли по привычной физической инерции, то ли из-за усердия, я стал глубоко дышать. Вокруг раздался бешеный и захлёбывающийся лай. Они учуяли меня. Я прислушался. Помимо лая до моих ушей доносился глухой, пульсирующий, пропадающий сам в себе звук. Это были сердцебиения псов.
Охотник или жертва? Я мог зажмурить глаза и закричать – чтобы выбраться. Чтобы проснуться. Но ничего кроме поражения это действие не значило. Более того, я не знал, смогу ли я вернуться к перевёрнутой бригантине. Будет ли она здесь, если я смогу вернуться. Лай приближался. Сердцебиения ускорялись. Я не сразу понял, что на самом деле не слышу их, а ощущаю. Кожей. Дыханием. Своей плотью. Самим своим существом. У меня были данные, с которыми можно было работать. Я стал дышать медленнее и расфокусировал зрение – так, как делал это, чтобы увидеть изображение в автостереограмме. Я разделил гул слышимых сердцебиений по интенсивности и глубине. Их было семь. Я распознал примерное расположение источников лая. Я представил, как бьются эти семь свирепых сердец. Как они сжимаются и разжимаются внутри семи плевральных полостей. Как пульсируют стенки. Я поднял Кольт модели 1911 года и выстрелил по одному разу в семи разных направлениях. Но мои манипуляции не сработали. В следующие несколько секунд я увидел несколько пар разверзнутых челюстей и очнулся.
Они разорвали меня. Грустная правда, настигающая любого, кто берет на себя слишком много. Мой триумф охотника сменился раздавливающим унынием жертвы. Справедливость восторжествовала. Факт – великолепное явление. Его можно пытаться оспорить, приукрасить, отрицать. Можно оправдывать или сомневаться в нем. Но он не перестаёт быть фактом. Ничто не может его изменить. Я сидел на кресле в одном из филиалов турагентства и слушал белый шум, смешанный с птичьим щебетом, скрипом качающихся древесных стволов и хрустким звуком шагов, неторопливо ступающих по гравийной тропке. Моя слабость и неопытность остались лежать растерзанными у борта перевёрнутой бригантины. Вернулись ли остальные? Сумели ли они побороть врага? Был ли кто-то, кто потерпел поражение раньше меня? Что бы сказала на это мисс Элис? Я вынул наушники и вышел в холл. Суетливая администраторша встретила меня покорным ликованием. Я до сих пор не понимаю, чему она так радовалась.
? Как вы себя чувствуете, Рэй?
? Нормально.
? Ну это ненадолго.
В ее глазах блеснуло злорадство.
По дороге домой я ответил на звонок с незнакомого номера. Это была мисс Элис о’Райли. Я узнал ее еще до того, как она представилась. Я бы узнал ее среди тысячи. Мисс Элис сообщила, что получила срочное сообщение о моей способности к Проекционным Метаморфозам. Аль Пачино доложил ей. Она ждала меня на первую боевую операцию через три дня. Как раз на ту операцию, где мне удалось поговорить с ней тет-а-тет во второй раз. В течение этих трёх дней я ездил по офисам турагентства, в которое приходил на погружение сам. Я пытался напасть на неуловимый след Пачино, но не мог найти даже тех, кто что-нибудь знал о бюро «Антифиар». Как наивно. Как предсказуемо.
Бюро «Антифиар» появилось благодаря экспериментальному препарату, который должен был блокировать сновидения. Чтобы люди перестали видеть кошмары. Когда все началось, фармакологические компании ощетинились и воспряли духом. Им даже не пришлось изобретать болезнь, чтобы начать новый виток развития. Каждая из них – от гигантов вроде Химтека до скромных предприятий под руководством индивидуальных предпринимателей – развернули все резервы, которые были в их распоряжении. Людей кормили прекрасными обещаниями, маркетинговые отделы разрабатывали новые рекламные стратегии, государства давали чудовищные ссуды на разработки и эксперименты. Весь мир готовился к огромному эволюционному шагу. К спасению не только от эпидемии кошмаров, но и от неполноценного сна. От лунатизма. От нарколепсии. Общество восторгалось раздутой красотой перспектив, но продолжало вымирать. Многие садились на наркоту просто чтобы дождаться научного прорыва. Картели процветали. Психотропные и стимулирующие вещества наводнили бесчинствующий мир. Ходили слухи, что производители не справляются со спросом, а бароны не успевают отмывать деньги, потому что экономика приобрела односторонний характер. Капиталы потекли по другому руслу.
Люди хотели спать.
Никого больше не интересовали автомобили, одежда, мебель и электроника. Никто не хотел делать ремонты. Закатывать вечеринки. Делать маникюр и лазерную эпиляцию.
Люди хотели спать.
Врачи и социальные службы с трудом отбивались от потоков угнетенных страдальцев, ищущих способа поспать хотя бы пару часов. Больницы были переполнены слетевшими с катушек бедолагами. Санитары падали замертво от переутомления и стресса. На их место приходили новые – те, кто совсем недавно открыл для себя психостимуляторы и ещё не успел познать горечь последствий этого открытия.
Расцвёл полицейский произвол.
Умерших вывозили в самосвалах и сжигали в огромных зловонных котлованах, потому что мест на кладбищах не хватало. За полгода мир изменился до неузнаваемости, но этого невозможно было ощутить в полной мере, наблюдая за изменениями в реальном времени. Жизнь вне сна стала гораздо труднее, печальнее и ужаснее, чем все то, что людям приходилось видеть, когда они засыпали. Общество ждало благословения от фармакологии с воздетыми руками. Лицо общества было отчаянно и перекошено идолопоклоннической надеждой на избавление от недуга. Кто-то начинал осознавать реальные ценности. Кто-то зарабатывал деньги на чужой беде. Некоторые верили, что именно они смогут остановить творящийся ужас. Иные полагали, что творящийся ужас – это заговор власть имущих. Но реальные ценности всегда были реальными ценностями. Деньги, заработанные на беде, тратились на то, чтобы не обращать внимания на эту беду. Творящийся ужас стал самостоятельным защищённым механизмом, а заговоры не раскрывались.
Все шло своим чередом.
Я верил, что природа или высшая сила или что бы то ни было, что живет с нами рука об руку, узрело необходимость в коррективах. Я не знал этого наверняка. По той ли причине, что кошмары обошли меня стороной, или потому, что я всегда хотел делать нечто важное, я откликнулся на приглашение в бюро «Антифиар». Возможно, меня подстегнул обыкновенный стадный инстинкт, и мне хотелось причаститься социума хотя бы таким способом. А может быть, я ощущал себя неприкосновенным для Всемирного страха и предполагал, что этот иммунитет может не только ограждать меня, но и помочь другим. Каковой бы ни была причина, следствием стал я сам.
Глава 2. Подножие айсберга
«Закройте глаза. Представляйте». Мисс Элис о’Райли читала с листа: «Свет был приглушен и мокр от дождя. Веранда скрипела половицами под тяжёлыми охотничьими сапогами Джерри. Он ходил туда-сюда – то помешивал угли в ржавой жаровне, то выглядывал из-под навеса на темное небо. Пахло чуть подгоревшим, но сырым горячим мясом. В доме, к которому прилегала хрусткая веранда, никто не жил уже с десяток лет, поэтому Джерри не волновался, что его бессознательный ритуал кого-то побеспокоит. Или кто-то побеспокоит его бессознательный ритуал.