Гиппократ
Шрифт:
«Девушке, очень красивой девушке, дочери Нерия, было двадцать лет. Ее подруга, играя, ударила ее ладонью по темени. Тотчас же она потеряла зрение и перестала дышать. Когда она вернулась домой, сразу же началась лихорадка, у нее болела голова, и все лицо покраснело. На седьмой день из уха потек зловонный и красноватый гной; его вытекло больше одного киафа; казалось, что ей лучше и произошло облегчение. Но вот снова наступила сильная лихорадка; девушка была слабой и не разговаривала; правая сторона лица перекосилась, были затруднения с дыханием, конвульсии; она дрожала, язык был одеревенелый, взгляд неподвижный. На девятый день она умерла».
Для упоминания о возрасте, разумеется, есть медицинское оправдание. Но вот упоминание о красоте в список признаков не входит. Нас волнует трагический контраст между красотой девушки, играющей с подругами, и перекошенным лицом, остановившимся взглядом через восемь дней после несчастного случая, на вид безобидного. Взгляд
«У жены Феодора была сильная лихорадка из-за кровотечения, зимой. Лихорадка прекратилась в течение второго дня. Вскоре после этого у нее появилась тяжесть с правой стороны, как если бы это шло от матки. Все это произошло вначале. В последующие дни ощущалась боль в груди, она была сильной. Ей помогли припарки на правый бок. На четвертый день боли появились снова. Дыхание было учащенным; трахея во время вдоха, который был мучительным, слегка свистела. Она лежала на спине, ей было трудно перевернуться. Ночью лихорадка стала более острой, и был непродолжительный бред. На пятый день утром лихорадка казалась более умеренной; сначала со лба в небольшом количестве стекал пот, потом по всему телу и ногам. После этого ей показалось, что лихорадка отступила; на ощупь ее тело стало холоднее. Но сосуды на висках пульсировали больше, дыхание было более учащенным, временами она бредила, и все ухудшалось. Язык был все время очень белым; кашля не было, кроме третьего и четвертого дня, и то непродолжительного; жажды не было, но мокрота; правый гипохондрий на пятый день сильно опух, потом стал более мягким. На третий день с помощью свечей она выделила немного экскрементов, на пятый день снова немного жидкости; живот мягкий, моча вязкая, имеющая вид сока лазерпиция; глаза, как у уставшей женщины. Ей трудно было вставать и переворачиваться. На пятый день ночью она была плохая, бред. На седьмой день в то время, когда площадь полна народу, потек обильный пот; он начался со лба и распространился по всему телу. Будучи в полном сознании, она привела в порядок свои дела, но в середине дня она сильно бредила. Что касается охлаждения, оно было аналогичным, но произошло ухудшение того, что относится к цвету лица. Вечером с кровати упала нога, она без причины угрожала своему ребенку, затем умолкала и на какое-то время успокоилась. В момент первого сна сильная жажда, бред; она вскакивала, оскорбляла присутствующих, потом снова умолкала и на какое-то время оставалась спокойной. В течение всей оставшейся ночи у нее был тяжелый сон, но век она не смыкала. На (седьмой) день большую часть времени отвечала кивками головой, ее тело оставалось неподвижным, а рассудок довольно ясным; в тот же час снова пот, глаза опущены к нижнему веку, неподвижные, отупевшие; белки желтые и мертвенные. Все лицо желтое и черное, большую часть времени она протягивала руку к стене или одеялу; когда она пила, слышались шумы; она рвала даже через нос; она собирала лочья шерсти, прятала лицо в ладони; после пота руки были, как лед; пот, который вышел позже, был холодным, тело на ощупь тоже холодное. Она вскакивала с кровати, кричала, бредила. Дыхание учащенное, руки дрожали, при приближение смерти конвульсии. Она умерла на седьмой день. На шестой день она помочилась ночью в небольшом количестве. Моча приставала к палочке, была клейкой и похожей на сперму. Все эти ночи она страдала бессонницей. После шестого дня моча слегка кровянистая».
Описание отмечает развитие болезни не только день за днем, но также в течение дня и ночи. Самое необычное замечание — это свесившаяся с кровати нога. Отрывок производит впечатление спонтанного и описанного с натуры. Женщина бранила без причины своего ребенка — такая деталь не оставляет никаких сомнений. Однако эта внешняя спонтанность не должна заслонять того, врач руководствуется точным знанием исходных точек для исследования и принимает к сведению время года, лихорадку, дыхание, положение больного в постели, состояние различных частей тела, глаза, сосуды на висках, руки, гипохондрий, все выделения и испражнения: пот, мокроту, кал, мочу, сон, помутнение сознания двух степеней: бред и приступы безумия. Более того, это описание понятно только специалисту, так как оно содержит и недомолвки. Признаки констатируются, но их значение обычно не разъясняется. Это предполагает со стороны читателя знание значения каждого из этих признаков. Описание является инструкцией, аналогичной инструкции трактата «Прогноз».
Клиническое описание врачей-гиппократиков достигло уровня совершенства. Но это искусство внешнего наблюдения было существенно ограничено их незнанием невидимого внутреннего мира организма человека.
Некоторые врачи сознавали сложность перехода от видимого к невидимому. С наибольшей четкостью это сформулировал автор «Искусства». Он установил различия между болезнями на поверхности кожи и болезнями, гнездящимися в полостях
«Ибо совершенно очевидно, — говорит он, — что нельзя, ограничиваясь зрением, познать ни одну из этих частей тела, о которых шла речь. Поэтому я назвал эти болезни невидимыми, и они таковыми считаются искусством».
Затем он с оптимизмом продолжает:
«Будучи невидимыми, они тем не менее не являются непобедимыми, но, насколько это возможно, побеждаемыми. Это возможно, поскольку природа больных предлагает себя изучению, и поэтому природа исследователя способна к исследованию. В самом деле, эти болезни требуют больше усилий и времени для распознавания, чем если бы они были видимы взгляду. Так как то, что ускользает от взгляда глаз, побеждается взглядом разума».
По этим нескольким строчкам мы видим, во-первых, что врачи-гиппократики не проводили прямого исследования человеческого тела посредством вскрытия, во-вторых, что они пытались обойти препятствие с помощью ресурсов разума.
Авторов-гиппократиков никогда не занимал вопрос, должны ли они производить вскрытие людей? Они этого не делают. Может быть, это было табу? Еще во времена Аристотеля вскрытие людей не производилось.
Об анатомии времен Гиппократа и Аристотеля можно говорить лишь в том смысле, какой имеет сам термин «anatome» — «действие открывать, разрезая».
Греки классической эпохи не знали и бальзамирования, которое могло бы дать непосредственное представление о внутреннем строении человеческого тела.
Производилось лишь вскрытие животных. Аристотель совершенно определенно свидетельствует, что изучение внутренних органов человека производилось путем сравнения с животными:
«Внутренние части человека неизвестны, поэтому их нужно изучать, сравнивая с частями других животных, природа которых близка к природе человека».
Жертвоприношения животных с вскрытием жертвы и исследованием внутренностей для предсказания будущего были широко распространены в Греции классической эпохи. Это благоприятствовало знанию анатомии животных.
Так Аристотель, чтобы доказать, что сердце не подвержено никакому серьезному повреждению (!), ссылается на это ритуальное наблюдение:
«Ни у одной из жертв не было замечено, чтобы сердце имело повреждения, подобные тем, которые обнаруживаются в других внутренностях; действительно, почки часто наполнены камнями, опухолями, нарывами, также и печень. То же самое можно сказать о легких и особенно селезенке».
Таким образом, в эпоху Гиппократа уже существовала связанная с гиероскопией (буквально: изучение принесенных жертв) патологическая анатомия животных. При изучении внутренностей специалисты уже использовали целую систему знаков. Искусство чтения по внутренностям животных благоприятных или зловещих признаков будущего представляло аналогию с искусством врачей-гиппократиков, которые читали будущее больного по видимым благоприятным или зловещим признакам болезни.
Конечно, были вскрытия животных независимо от ритуала. Мы помним о вскрытии Анаксагором черепа однорогой козы. Аристотель тоже упоминает о вскрытии животных, погибших от болезней. А что же гиппократики? Они гораздо сдержаннее, чем Аристотель, по поводу источника знаний внутреннего строения органов тела. Удивительно, но они не открывают, каким образом получили информацию, даже тогда, когда пространно рассказывают о внутреннем строении тела. Например, когда Полибий в трактате «О природе человека» дает описание кровеносных сосудов, он излагает эти сведения без всяких доказательств как само собой разумеющееся. Аналогичным образом автор «Священной болезни» описывает головной мозг и систему кровеносных сосудов. Речь здесь идет о «совершенном» знании в принципе незнакомого предмета. Гален дает объяснение этому умолчанию:
«Я не порицаю древних за то, что они не написали об операциях по вскрытию… Для древних было бы излишним писать трактаты подобного рода для себя и для других, потому что они с детства учились у родителей вскрывать, как читать и писать. Бояться забвения метода вскрытия теми, кто научился таким образом, следовало не больше, чем забвения способа писать буквы теми, кто упражнялся в этом с детства».
На его взгляд, устная передача знаний в больших медицинских семьях объясняет это умолчание об анатомических источниках. В этом же отрывке Гален уточняет, что, насколько ему известно, первый трактат по анатомии был написан Диоклитом из Каристы, врачом IV века до н. э. У Галена речь могла идти только о трактате по анатомии животных. И все-таки у врачей-гиппократиков не полностью отсутствует всякое упоминание о вскрытии животных. Но они редки и предназначены не для подтверждения анатомического описания, а для доказательства суждения о болезни. Самый известный отрывок находится в «Священной болезни». Автор вскрыл череп больных эпилепсией животных, чтобы констатировать патологическое состояние мозга и показать, что божество не является причиной этой болезни. Другой врач сообщает о вскрытии, которое он произвел на трех видах больных водянкой животных для исследования легких:
Привет из Загса. Милый, ты не потерял кольцо?
Любовные романы:
современные любовные романы
рейтинг книги
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
