Гитара в литературе
Шрифт:
Данный этюд был написан 22 июля 1978 года, когда поэт уже давно эмигрировал в США, но воспоминания о России не оставляли его в покое.
Порою Иосиф Бродский словно забывал о том, что гитара — это звучащий инструмент, и ограничивался описанием ее внешнего облика, опять выстраивая сложный метафорический ряд: «Шум ливня воскрешает по углам / салют мимозы, гаснущий в пыли. / И вечер делит сутки пополам, / как ножницы восьмерку на нули — / и в талии сужает циферблат, / с гитарой его сходство озарив. / У задержавшей на гитаре взгляд / пучок волос напоминает гриф».
(Стихотворение «Шум ливня воскрешает по углам…)
Поэт видел в гитаре женскую фигуру.
Печальные звуки струн подчеркивают атмосферу безысходности, свойственную этому стихотворению. Удачный пример органического слияния музыки и поэзии!
Вчитываясь в стихотворение «Испанская танцовщица», невольно замечаешь, что поэт пытался подражать Гарсиа Лорке: «Умолкает птица. / Наступает вечер. / Раскрывает веер / испанская танцовщица. / Звучат удары / луны из бубна, / и глухо, дробно / вторят гитары. / И черный туфель / на гладь паркета / ступает; это / как ветер в профиль».
Одним словом, восхитительно! Лишь изощренная рифмовка в первой и третьей строфе может подсказать въедливому аналитику, что мы имеем дело с удачной имитацией стиля испанского автора.
Стихотворение «Лидо» описывает будни портового города: «Ржавый румынский танкер, барахтающийся в лазури, / как стоптанный полуботинок, который, вздохнув, разули. / Команда в одном исподнем — бабники, онанюги — / загорает на палубе, поскольку они на юге, / но без копейки в кармане, чтоб выйти в город, / издали выглядящий, точно он приколот / как открытка к закату; над рейдом плывут отары / туч, запах потных подмышек и перебор гитары. / О, Средиземное море! после твоей пустыни / ногу тянет запутаться в уличной паутине».
Что ни говори, поэт, несмотря на грубость лексикона, умеет скупыми штрихами запечатлеть точный и колоритный пейзаж, где даже гитара с «отарой туч» занимает свое подобающее место!
В 2004 году вышла в свет книга американского культуролога Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским». В ней поэт вспоминает о закадычном приятеле своей молодости Олеге Шахматове. Он был профессиональным летчиком, человеком разносторонних интересов. Бродский рассказывает, как они задумали совершить побег из Советского Союза, перелетев через афганскую границу. Предполагалось, что Шахматов возьмет на себя управление «Як-12», а Бродский ударит камнем по голове пилота.
Слава Богу, что их план не осуществился! Впрочем, Шахматов имел в душе некую романтическую струну, о чем говорит Бродский: «У него в голове происходит полный бенц! Между тем Шахматов был человеком весьма незаурядным: колоссальная к музыке способность, играл на гитаре, вообще талантливая фигура. Общаться с ним было интересно. Потом произошло вот что: он отлил в калоши и бросил их в суп на коммунальной кухне в общежитии, где жила его подруга, — в знак протеста против того, что подруга не пускала его в свою комнату после двенадцати часов ночи».
Форменная наглость! Да и Бродский мог бы взять в кавычки жаргонное слово «отлил».
Читаем дальше: «Потом Шахматов снова уехал и объявился в Самарканде, где, сбежав с собственной свадьбы, стал учиться игре на гитаре в местной консерватории и жить со своей преподавательницей, которая была довольно замечательная дама, армянка».
Каковы нравы у первых диссидентов! Но при этом они
Бродский с величайшим почтением отзывается об одной из самых популярных гитарных пьес Матоса Родригеса в эссе «Трофейное»: «…«La Comparsita» — по мне, самое гениальное музыкальное произведение нашего времени. После этого танго никакие триумфы не имеют смысла: ни твоей страны, ни твои собственные. Я никогда не умел танцевать — был слишком зажатым и к тому же вправду неуклюжим, но эти гитарные стоны мог слушать часами и, если вокруг никого не было, двигался им в такт. Как многие народные мелодии, «La Comparsita» — это, в сущности, «плач», и в конце войны траурный лад был уместнее, нежели буги-вуги».
Верно подмеченное нобелевским лауреатом фольклорное начало «Кумпарситы» придает мелодии уругвайского автора неземную эмоциональную прелесть.
СЕРГЕЙ ДОНАТОВИЧ ДОВЛАТОВ
Довлатов, Сергей Донатович (1941–1990) — русский писатель. В 1978 году эмигрировал, умер в Нью-Йорке. Книги «Зона», «Заповедник», «Наши».
Герой Сергея Довлатова из романа «Заповедник», прототипом которого, несомненно, является сам автор, рассказывает: «Я вел образ жизни свободного художника. То есть не служил, зарабатывая журналистикой и литобработками генеральских мемуаров. У меня была квартира с окнами, выходящими на помойку. Письменный стол, диван, гантели, радиола «Тонус»… Пишущая машинка, гитара, изображение Хемингуэя, несколько трубок в керамическом стакане. Лампа, шкаф, два стула эпохи бронтозавров, а также кот Ефим, глубоко уважаемый мною за чуткость.
Не в пример моим лучшим друзьям и знакомым, он стремился быть человеком…»
Перед нами фотографически точный портрет фрондирующего литераторашестидесятника, который не мыслит жизни без старого «Ундервуда» и гитары, неразлучной спутницы хмельных писательских посиделок.
НИКОЛАЙ СЕРГЕЕВИЧ МИХИН
Михин, Николай Сергеевич (родился в 1942) — русский поэт, автор сборников «Мили и версты», «Начало Земли», «В нашем доме». Сборник прозы «Дача Долгорукова».
Николай Михин положил в основу своей книги «Дача Долгорукова» детские воспоминания, относящиеся к 1950-м годам. Представляет интерес фрагмент о скудной жизни людей в неустроенных бараках: «С Толиком скучно не было. Он много знал. Ребята читали друг другу стихи. Выпивали. Ходили на танцплощадку в корпуса (своей уже не было), воровали картошку и капусту в поле, ходили в гости к Васе Данилову, послушать песни под гитару. Данилов рассказывал им разные истории из своей жизни, а он служил во внутренних войсках, охранял зеков. Он превосходно пек блины и угощал ими приятелей. В этом же бараке жил и второй классный гитарист Юра Малков, Валин брат, женатый на ее и Карменовой подруге Ленке Харламовой. Он был хороший сапожник и имел много клиентов. Если Васька Данилов играл больше веселые мелодии, то Юрка воспроизводил то, от чего слезы наворачивались на глаза. Гитара, казалось, выговаривала каждый звук. Толик тоже учился играть на гитаре, но получалось у него не очень».