Гитара в литературе
Шрифт:
Хмельной барский угар и широкая душа требуют музыки, и нет ничего желаннее звонкой гитары!
Иван Бунин хорошо описывает быт русского барства конца XIX— начала XX веков. Особенный интерес в этом плане представляет его автобиографический роман «Жизнь Арсеньева». Конечно же, и гитара встречается в оскудевших к тому времени «дворянских гнездах».
Отец Арсеньева, человек сильный, бодрый, беспечный, проводил дни в праздности. Он нравился сыну «своей отважной наружностью, прямотой переменчивого характера, больше же всего, кажется, тем, что был он когда-то на войне в каком-то Севастополе, а теперь охотник,
Не обходится в поместье без торжественных приемов. Герой повествования, повзрослев, влюбляется в барышню-соседку. «Именинный обед на прогнившем балконе длился до вечера, вечер незаметно слился с ночью, с лампами, вином, песнями и гитарами. Я сидел рядом с ней и уже без всякого стыда держал ее руку в своей, и она не отнимала ее. Поздно ночью мы, точно сговорившись, встали из-за стола и сошли с балкона в темноту сада… Она, глядя на солнечно разгорающийся небосклон и уже не замечая меня, пела «Утро» Чайковского».
И вновь герой, уже в зрелом возрасте, делится с отцом думами и горестями. Тот, умудренный годами, улыбнулся, «отложил папиросу, снял со стены старую гитару и стал играть что-то свое любимое, народное, и взгляд его стал тверд и весел, что-то тая в себе в то же время, — в лад нежному веселью гитары, с грустной усмешкой бормотавшей о чем-то дорогом и утраченном и о том еще, что все в жизни все равно проходит и не стоит слез…»
Что ни говори, при всей мнимой праздности представителей помещичьего сословия, дворянству была свойственна высокая духовная культура, образованность, любовь к искусству. В деревенской глуши эти люди тянулись к музыке. Вот и звучали по вечерам романсы Чайковского, и слышались нежные звуки гитары.
В «Воспоминаниях» (глава о Льве Толстом) Бунин рассказывает о своем первом визите к знаменитому писателю, когда тот жил в Москве. «Я вижу лакея в плохеньком фраке и светлую прихожую, теплую, уютную, со множеством шуб на вешалках, среди которых резко выделяется старый полушубок. Прямо передо мной крутая лестница, крытая красным сукном. Правее, под нею, запертая дверь, за которой слышны гитары и веселые молодые голоса, удивительно беззаботные к тому, что они раздаются в таком совершенно необыкновенном доме».
Далее Бунин обращается к воспоминаниям близко знавшей семейство Толстых Катерины Михайловны Лопатиной, которая свидетельствует, что его члены почитали гитару. «Большой толстовский сад в Хамовниках весною звенел смехом, гитарами, цыганскими песнями. Толстые были все очень музыкальны». Сам же Толстой записал однажды в дневнике: «Слушал политические рассуждения, споры и вышел в другую комнату, где с гитарой играли и пели, и явно почувствовал святость веселья».
Похоже, что Льву Николаевичу ничуть не мешала игра на гитаре, более того — помогала в творчестве!
Иван Бунин написал прелестное стихотворение «На хуторе», из которого может получиться пленительная мелодия: «Свечи нагорели, долог зимний вечер… / Сел ты на лежанку, поднял тихий взгляд — / И звучит гитара удалью печальной / Песне беззаботной, старой песне в лад. / «Где ты закатилось, счастье золотое? / Кто тебя развеял по чистым
Неужели никто из гитаристов не пробовал написать музыку на эти проникновенные, печальные слова?
ГЕНРИХ МАНН
Манн, Генрих (1871–1950) — немецкий писатель.
Брат Т. Манна. С 1933 года — в эмиграции, с 1940 года — в США. Социально-нравственные романы о Германии «бюргерской» эпохи, обличающие кайзеровский милитаризм и буржуазный стиль жизни. Культ ницшеански-свободной личности в трилогии «Богини» (1903). Образ искомого героя, носителя разума и идеи прогресса, «гуманиста с мечтой в руке»— в дилогии «Юность и зрелость короля Генриха IV» (1935–1938).
Любовь — вот основная идея трилогии «Богини» («Диана», «Минерва», «Венера») Генриха Манна.
Блистательные, колоритные исторические сцены конца XIX века, тайные дворцовые интриги — именно на таком фоне разворачивается полная страсти и приключений жизнь главной героини романов, герцогини Виоланты Асси. Гитара часто появляется на страницах повествования.
Ночной город.
«Сады сменились каменными ящиками вышиной с башню, почерневшими от угля и покрытыми плесенью… В кабаках хрипло кричали пьяницы, и визжали девушки. В шуме прокатился, точно маленькая, влажная жемчужина, звук гитары. Из одного окна высунулась, глядя на звезды, женщина с обнаженной грудью».
Торжественная процессия.
«Теперь приблизились другие, мелкими, торопливыми шагами, с шелестом, шумом, жестами, с лавровыми венками на коротких волосах, уверенные в своей грации и силе. Их пальцы, сильные и тонкие, играли рукоятью меча, точно перебирали струны гитары, и лепили в воздухе вырывавшиеся слова, точно воск. Насмешливыми и дикими губами, окруженными рыжими шрамами, они произносили стихи».
Рассказ Виоланты.
«— Нино, — сказала герцогиня, — знаешь, кто был со мной вместо тебя? Сикельгайта, прекрасная дама с амвона в соборе. На ней была широкая, покрытая драгоценными камнями корона; на пальце она держала попугая; он все время клевал ее зеленое кольцо. Лицо у нее было все как будто из крупных зерен, как мраморное, а голос низкий и все-таки детский. Она играла на гитаре и пела мне песни, которые в ее время пел под ее окном четырнадцатилетний
мавр… Так прошли часы, — закончила она и вздохнула, улыбаясь…»
Восторги поклонников и проклятия толпы в адрес Виоланты.
«Случалось, что опьяненные молодые люди выпрягали лошадей из ее экипажа и, как рабы, с проклятиями, везли герцогиню. В толпе она слышала теперь мстительные крики вместе с грязными словами. Восторги и угрозы брызгами разлетались вокруг колес ее экипажа, точно одна и та же грязь. Однажды ночью народ разгромил газетные киоски и сжег кипы иллюстрированного листка с ее портретом — между тем как море было полно пылких гитар, звавших ее».