Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

ван Фрекем Джордж

Да почиют в мире

Некоторые исследователи жизни Гитлера и нацизма в целом, осведомленные о той решающей роли, которую играл Дитрих Эккарт, считают, что в 1923 году Гитлер все больше дистанцировался от своего наставника. Одним из признаков этого, говорят они, является то, что Альфред Розенберг сменил Эккарта на посту редактора V"olkischer Beobachter. Этот аргумент не слишком убедителен, так как у Эккарта к тому времени уже были серьезные проблемы со здоровьем. При этом Beobachter стал ежедневной газетой, и для руководства требовался человек, способный работать регулярно – а это не было свойственно Эккарту.

В качестве другого доказательства приводят абзац из автобиографической книги Эрнста Ганфштенгля «Пропавшие годы Гитлера». Здесь он пишет, что однажды ночью в Берхтесгадене Эккарт сказал ему: «Вы знаете, Ганфштенгль, Адольф, кажется, совсем свихнулся. У этого парня развивается неизлечимая мания величия.

На прошлой неделе он расхаживал по двору со своим чертовым хлыстом, крича: “Я должен войти в Берлин, как Христос в Иерусалимский храм, я выгоню ростовщиков плетью!” и подобную ерунду. Говорю вам, если он не сладит с этим своим мессианским комплексом, он погубит всех нас»²²². Другим симптомом возможной перемены в отношениях Гитлера и Эккарта является следующее замечание, которое последний обронил в разговоре с Ганфштенглем: «Я сыт по горло этой гитлеровской игрой в солдатики. Видит бог, евреи в Берлине ведут себя отвратительно, а большевики – еще хуже, но политическую партию нельзя строить на одних предрассудках. Я писатель и поэт – я уже не в том возрасте, чтобы и дальше идти с ним этой дорогой»²²³.

Тем не менее, есть факты, демонстрирующие, что Эккарт шел с Адольфом до самого конца. Когда НСДАП проводила свой первый партийный съезд – 27 и 28 января 1923 в Мюнхене, – Эккарт стоял на почетном месте рядом с Гитлером и глядел на марширующих по снегу людей. Именно в тот день были освящены первые знамена СА – и на всех них был изображен лозунг Deutschland erwache! (Пробудись, Германия!) – боевой клич, автором которого был Эккарт. (Deutschland erwache! – последняя строчка обоих куплетов его «Штурмовой песни».) Плевниа приводит факсимильную копию этой песни, записанную автором в гостевой книге «Братвурштглокля» ночью 18 января 1923 года. Эккарт сопроводил текст песни иллюстрацией, на которой изображен Гитлер, стоящий в воинственной позе со знаменем в руке. Это творение подписано ими обоими²²⁴. 20 апреля, в день рождения Гитлера, Beobachter напечатал поэму, написанную Эккартом и озаглавленную «Германский фюрер». В ней Эккарт объявляет о том, что фюрер уже пришел: «Кто хочет видеть, да увидит! Сила уже здесь, и ночь отступает!»²²⁵

Когда в апреле 1923 года Эккарт был вынужден скрываться – был выписан ордер на его арест в связи с его пасквилем на президента Эберта, – он инкогнито жил в горах над Берхтесгаденом. «В течение всего периода изгнания контакты Эккарта с НСДАП не прерывались. У него гостили Дрекслер, Аманн, Вебер, Эссер и Гитлер»²²⁶. Когда приказ об аресте был отменен, Эккарт вернулся в Мюнхен и дважды выступал с речами на партийных собраниях НСДАП. В ходе Ноябрьского путча он встретился с Гитлером в Бюргербраукеллере перед самым началом марша на Фельдернхалле. После путча он какое-то время пытался сохранять единство разваливающегося нацистского движения, помогая Розенбергу, но в конце концов тоже был арестован. В тюрьме Штадельхайм он пишет стихотворение, в котором бичует немцев за то, что они оставили своего фюрера в борьбе за спасение отечества: «Народ трусов! Вы гнушаетесь всякого, кто преданно служит вам!.. Вы рождены для рабского ярма, вам лишь бы набить брюхо!»²²⁷ Это, несомненно, показывает, что крепкая связь между Эккартом и Гитлером существовала по-прежнему. Плевниа также цитирует слова друга Эккарта, некоего Райда, который летом 1923 года услышал из уст Эккарта следующее: «Если и есть человек, которого провидение выбрало для спасения Германии, то это Адольф Гитлер, и никто другой». Даже после Ноябрьского путча Эккарт доверительно признается Райду, что «продолжает верить в Гитлера, так как ему покровительствует судьба»²²⁸. Но самым весомым подтверждением нерушимости связи между наставником и учеником были те почести, которые Гитлер воздавал Эккарту с момента своего прихода к власти. Стоит вспомнить и слезы, которые всякий раз наворачивались ему на глаза, когда он вспоминал Эккарта. Для Гитлера, который никогда не забывал и не прощал ни малейшего неуважения к своей персоне, это воистину исключительный случай.

Дитрих Эккарт был освобожден из тюрьмы в Ландсберге по причине серьезного сердечного недомогания. Ганфштенгль пишет, что Эккарт однажды просто свалился во время учебной тревоги. Он умер в Берхтесгадене 26 декабря. Перед смертью он якобы сказал: «Следуйте за Гитлером. Он будет танцевать, но мелодию написал я. Мы дали ему средства для общения с Ними… Не скорбите обо мне, я повлияю на историю больше, чем любой другой немец»²²⁹. В этих словах много истины – даже если они апокрифичны или преувеличены.

Зеботтендорф многие годы жил вдали от Германии; по всей видимости, он не следил за событиями на родине с должным вниманием и серьезно ошибся в оценке характера Гитлера. Через несколько месяцев после того, как нацистский канцлер вступил в должность, он публикует книгу «Еще до Гитлера». Название было броским и первым делом привлекло внимание баварской политической полиции. Нет сомнений, Зеботтендорф

написал эту книгу для того, чтобы выставить Гитлеру счет за оказанные услуги. Он думал, что может потребовать своей доли в успехе движения, появлению которого помогал. Вскоре после краха Мюнхенской Республики советов – а именно тогда Туле действовало наиболее активно, причем несколько его членов были казнены – начался период упадка, вспоминал он. Общество стало распадаться. «Начались серьезные внутренние распри, что означало конец Общества. Оно выполнило свое предназначение и теперь должно было исчезнуть, чтобы в мир смогло войти нечто новое, уже стоящее на пороге. Через несколько недель после отъезда Зеботтендорфа [здесь он пишет о себе в третьем лице] в помещении общества Туле появился Адольф Гитлер. Он принял участие в грандиозной пропагандистской кампании под руководством Даннеля [преемника Зеботтендорфа] – весь Мюнхен тогда был покрыт листовками и плакатами»²³⁰.

Но такое прошлое Гитлер вспоминать не желал. «Если кто-то бывал поражен сходством мыслей Гитлера с идеями других и пытался привлечь его внимание к предшественникам или сходно мыслящим людям, Гитлер всегда воспринимал это как личное оскорбление. Он хотел быть мыслителем, дошедшим до всего самостоятельно, без всяких примеров в прошлом. Если ему указывали на аналогичные идеи, он воспринимал это как попытку приуменьшить его величие»²³¹.

Точно так же ему не пришлась бы по душе мысль, что исчезновение Зеботтендорфа сделало возможным его собственное появление. «Он был вынужден пожертвовать собой, – пишет Зеботтендорф о себе. – Он должен был уйти, чтобы не повредить нежный росток». Имеется в виду национал-социализм²³². Бывший Магистр ухудшил ситуацию еще больше, попытавшись воссоздать общество Туле. Вероятно, он считал, что в Третьем рейхе он и его последователи должны будут занять почетное место. «Сегодня свершилось то, к чему стремились те семеро [казненных членов Туле] и все Общество в целом… Мы признаем величие и заслуги Адольфа Гитлера. Он создал то, чего мы так жаждали; мы собрали вместе элементы, он же привел нас к цели!.. Впервые Гитлер обратился к членам Туле, и именно они первыми поддержали его»²³³. Другой серьезной ошибкой Зеботтендорфа было то, что для восстановления общества Туле он обратился к помощи антисемита и бывшего иезуита Бернарда Штемпфле. Дело в том, что Штемпфле, один из читателей и корректоров «Майн Кампф» в рукописи, уже успел насолить Гитлеру – вероятнее всего, в ходе темного дела Гели Раубаль. Впоследствии он станет еще одной жертвой «ночи длинных ножей».

Читатель помнит, что Зеботтендорфа, после того как его арестовало гестапо, спас его «брат по Туле» Рудольф Гесс. «Почти все сотрудничавшие с Гитлером [в мюнхенские годы] так или иначе пересекались с обществом Туле либо просто-напросто были его членами», – утверждает Герман Гилбхард²³⁴. Перечень связей между гитлеровской НСДАП и обществом Туле и в самом деле довольно внушителен. DAP была основана членом братства Туле Харрером и «гостем» общества Дрекслером. Свастика была эмблемой Туле. V"olkischer Beobachter был одним из печатных органов Туле до того, как его приобрел НСДАП. Многие члены Добровольческого корпуса Туле вступили в СА («отряд Добровольческого корпуса Oberland [созданный Туле] представлял собой костяк СА “Хохланд” и в любом случае был основой первых подразделений СА»²³⁵). Идеология германского национализма и антисемитизма, пропагандируемая Туле, напрямую – через Эккарта – была связана с идеологией Гитлера. Кроме того, многие нацисты в свое время входили в состав общества Туле или связанных с ним кружков.

«Жизнь Рудольфа фон Зеботтендорфа после 1934 года по-прежнему покрыта тайной, несмотря на множество домыслов и слухов всякого рода, – пишет Гилбхард. – Существует несколько непроверенных версий его дальнейшей судьбы. Особенно примечательны те, что относятся к действию немецких секретных служб, активных на Востоке в ходе Второй мировой войны». Герберт Риттлингер, биограф Рудольфа фон Зеботтендорфа, утверждает, «не приводя никаких доказательств, что тело Зеботтендорфа 9 мая 1945 года вытащили из вод Босфора. Отсюда он делает вывод, что основатель общества Туле покончил жизнь самоубийством»²³⁶. Девятое мая непосредственно следует за восьмым – днем, когда Германия подписала капитуляцию.

Ноябрьский путч ознаменовал собой поворотный пункт как в жизни Гитлера, так и в истории нацистского движения. То, что до тех пор большей частью было историей Баварии, теперь становится частью германской и мировой истории. И здесь нам следует попрощаться еще с одним человеком, сделавшим Гитлера возможным. Это тот, кто буквально открыл Гитлера, – Карл Майр. Ему было присвоено звание майора, а в марте 1920 года он оставил службу в армии. Тогда же покинул армию и Гитлер (31 марта) – так как его армейский покровитель оказался в отставке. Ройт полагает, что Майра уволили с позором²³⁷. Он не приводит причин, но говорит, что, находясь на своем посту, Майр действовал с удивительной самостоятельностью. Быть может, социал-демократические власти наконец спохватились и пресекли его махинации.