Гитлер в Москве
Шрифт:
Они продолжали изредка стрелять, так как основная группа должна была по «тайному ходу» атаковать противников с тыла. Вскоре в самом здании усилилась пальба, но быстро все стихло. Из живых остался только Шлеерсон. Остальных застрелили. «Если враг не сдается — его уничтожают», — это верно и с другой стороны. К русским после немецкого освобождения было двойственное отношение. Прибалтика это все-таки не Кавказ, где кровная месть — обычай и закон. К тем кто перебрался в страны Прибалтики до и после революции отношение было нормальным, русские выучили язык, а куда денешься, если на нем там все говорят. Не будем же мы возмущаться что во Франции, Англии, или Италии не говорят по-русски. А вот когда пришли большевики, и объявили, что теперь они в «семье братских народов СССР», и государственный язык теперь русский, прибалты взвыли. Попробуйте выучить какой-нибудь из прибалтийских языков. Вот и для прибалтов русский был
Германия. Радиостанция «Радио-Фронтир».
Май 1941 г.
Это детище Геббельса представляло собой, как бы разговор русского и немца на передовой, но когда они еще не получили приказа действовать, и этот приказ идти в атаку «естественно» задерживался. Говорили между собой Фриц и Иван. Иван был пламенным коммунистом, а Фриц, как бы фленматичным сторонним солдатом-наблюдателем, комментируя слова Ивана. Игра велась настолько тонко, что и немцы и красноормейцы слушали ее с удовольствием. Передача велась и на немецком языке. Немного переделаных старых анекдотов, немного придуманых новых, к тому же приходили «гости». Англичанин, еврей, француз, араб, и многие другие. Но самое главное было не в идеологическом давлении, а в том чтобы люди расслабились и посмеялись. А поэтому на советские позиции сбрасывали много транзисторов, принимающих эту программу, причем на шкале настройки, она была ярко отмечена с надписью «Радио-Фронтир». Комиссары и особисты конечно изымали вражеские приемники, но массовом порядке поделать ничего было нельзя, советские граждане слушали эту волну, как в Советском Союзе в мире Виктора Сомова «Голос Америки», и «Свободная Европа». А пока что в эфир неслись анекдоты:
— А что ваш фюрер не приезжает к нам? — спрашивает Иван.
— Да, он бы рад приехать, вот только ваши дороги ему препятствуют, — отвечает Фриц, — как он поедет? Если только на танке, на танке к вам можно добраться, но, согласись Иван, не гоже лидеру третьего Рейха в гости на танке ехать.
— А что! Очень даже гоже, главное танк раскрасить как — надо, — высказал свое мнение Иван, — чтоб он выделялся из всех других.
— Ага, и чтобы противотанковой батареи целиться проще было, — ответил Фриц, — обычно главы правительств едут на автомобилях, но не поедет же ваш Сталин к нам на Т-26.
— Конечно не поедет, подобьют еще ненароком, а вообще он почти ни разу из Москвы не ездил. Как настоящий грузин — гостей ждет.
— Тогда все понятно, он знает о ваших дорогах, — прокомментировал Фриц.
— А что наши дороги! — возмущается Иван, — дороги как дороги, проехать по ним можно. А вот с какой скоростью, это другой вопрос.
— По-вашему дорога — это то по которой могут проехать только ваши телеги и наши танки, больше они никого не пропускают.
— А трактора, а грузовики, последние конечно часто из грязи приходиться вытаскивать, но все же едут.
— У вас иногда пешком быстрее пройдешь, чем проедешь, — заметил Фриц, — а теперь давайте поговорим о евреях!
— А что о них говорить?! Евреев мы в обиду не дадим! Вот у нас сейчас
— А чего я могу сказать? — с характерным выговором заявляем Шмеернзон.
— Например о поставках в армию! Одна перловка, пшено, даже горох редкость.
— Ну послушайте старого еврея, товарищ Иван, какая вам разница с чем умирать в желудке, с картошкой и мясом, или с гнилой перловкой? Итог все равно один. А мне еще о семье позаботиться надо, это у вас русских просто — винтовку в руки и на фронт. А у нас о семье позаботиться надо, и на это надо денег заработать. Фюрер объявил, что мы можем иммигрировать в Израиль, а оттуда, можно податься и в другую страну мира. Естественно, с наваренным гешефтом.
— А вы что собираетесь сдаться немцам? — якобы со злостью говорит Иван.
— Ни сколечки, я не собираюсь сдаваться, я буду биться до последнего патрона, — и в сторону, — а последний патрон я давно продал. И если нет последнего патрона, то и разговора о сдачи в плен нет.
— Ну вот видите господин Фриц, какие у нас люди?! — с торжеством заявляет Иван.
— Еще бы, эти люди ввергли Германию в Первую Мировую войну, и вашу страну тоже, — спокойно отвечает Фриц. А дальше шли песни тех времен, и «новые», но даже после окончания войны «Радио-Фронтир» продолжило свое существование вплоть до начала пятидесятых.
Брянск. Фронт, 122 дивизия.
Июнь 1941 г.
— Ну что связался? — командир батальона ввалившись в землянку обратился к связисту.
— Так точно! Немцы говорят, что готовы на наши условия, — доложил связист.
— Отлично, команду бойцам я дал, а ты сиди на рации и веди разговор. Нам случайностей не надо.
А в метрах пятисот за расположением окопов стояли несколько пулеметных расчетов. И дивизия не была какая-то, укомплектованная из политических и штрафников, обычная дивизия, вот только отступать ей было нельзя, умереть — можно, а отступать — нельзя. Вот для этого и встали за ней загранодотряды НКВД, из провереных бойцов, которым, все равно в кого стрелять. Свои, не свои, лишь бы приказ был выполнен. А Партия и великий Сталин — оправдают, за то что по своим стрелять пришлось.
Но вот взвилась над окопами ракета. Приказ — наступать. И вылезли из окопов солдаты-штрафники, приказ надо выполнять. И падали дружно под пулеметным огнем, здесь нет предателей. Все полегли под немецким огнем. А потом началась то, на что командование совсем не рассчитывало. Немцы, не понеся никаких потерь, прорвались к загранотрядам НКВД и расстреляли их всех подчистую.
— Слышь, командир, а как ты догадался так ловко немцем сдаться, чтоб нас наши мертвыми признали? — спросил лейтенант, когда их уже вели к лагерю военнопленных.
— А я на их волне с немцами связался, сам радиостанцию собрал, в детстве и юности занятия в кружке, а потом в радиошколе помогли. Разъяснил им, что и как. Вот они и согласились.
А задумка командира была проста. Они по команде поднимаются в атаку, их «выкашивают» пулеметные гнезда противника. Ведь не видно заградотрядам, что бойцы РККА и немецкие пулеметчики, чуть вверх стреляют. Прямо над головами, но попаданий нет. А бойцы падают, и делают вид, что убиты. Немцы, тоже два пулемета, вроде как потеряли. И вот тут пошла контратака немцев, причем с легкой бронетехникой. Вобщем раскатали загранотряд НКВД, который в случае отступления по своим должен был стрелять, в тонкий блин. Выживших не было, раненых пристелили, ибо даже немцы ненавидели тех, кто был готов стрелять по своим воинам. А дальше бойцы, живые, естественно разоруженные, и даже накормленные из немецкой походной кухни, отправились в лагерь военнопленных. И им повезло, они остались в живых, не выполнив самоубийственного приказа.
Брест. Лагерь военнопленных.
Июль1941 г.
Лагерь был нормальный. Всем, кто ранен немцы оказали медицинскую помощь, даже при лагере медсанбат был, причем лучше организованный чем у наших воинских частей. А так, двухъярусные койки, как в казарме, две печки, которые сейчас не топили. Потому что и так было тепло. Днем выгоняли на работы. Очистка завалов в городе, после бомбежек, строительство и восстановление зданий. Питание нормальное, не хуже советского казарменного, но полный запрет на спиртное. И обязательно периодический санконтроль. По воскресеньям банный день и свободное время. Привезли несколько шахматных досок и шашки, но в карты или любые другие азартные игры, играть запретили, нарушившим — карцер. В подвале оборудовали, без света, кормежка хлеб и вода, и ведро для отходов жизнедеятельности. Диспутам по вечерам среди военнопленных немцы не мешали, но естественно следили, нет ли попыток договориться о побеге. Для этого в каждом бараке были «шептуны», как и в советских лагерях.