Гитлер
Шрифт:
Майский кризис, предостережения генералов и кое-кого из высших чиновников, а также враждебное отношение значительной части немцев, призывы Рузвельта и короля Швеции, наконец, угроза со стороны английского флота не могли не поколебать его решимости. Однако отступить для него значило потерять лицо. В то же время продолжение мобилизации могло побудить Англию и Францию к вторжению. Предложение Муссолини давало выход из тупика, даже если оно касалось только этнических требований, о которых было заявлено публично.
Дуче в Мюнхене попал в родную стихию – Италия вновь обрела политический вес. Ему не слишком понравилось, что Гитлер поставил его в известность о своем намерении ввести войска в Австрию только накануне его отъезда; пусть он обещал отозвать свои соединения с Бреннера, это еще не означало, что Германия может свободно аннексировать Австрию. «Последней попыткой противостоять равнению на Германию» стало заключение так называемого Пасхального пакта от 16 апреля, направленного
В соответствии с соглашением, заключенным 29 сентября в доме фюрера, Чехословакия должна была уступить Судетскую область и освободить ее от своего присутствия до 10 октября; создавалась международная комиссия по установлению новых границ и определению областей, в которых будет проведен плебисцит; гарантами новых чехословацких границ выступали Франция, Великобритания и Германия. На следующий день Чемберлен прислал Гитлеру заявление о ненападении, которое должно было служить символом нежелания обеих стран воевать между собой. Фюрер его подписал, что позволило премьер-министру по возвращении в Лондон произнести ставшие знаменитыми слова: «Это мир для нашей эпохи». Мысль о том, что угроза войны снова отступила, принесла ему, да и не только ему, а многим и многим в Англии, Франции и Германии, такое облегчение, что никому и в голову не пришло задуматься, какой ценой достался этот мир – ценой грубого попрания прав маленького государства.
Но беды Чехословакии на этом не кончились. Польша денонсировала подписанное в 1925 году соглашение о меньшинствах и потребовала вернуть ей небольшую территорию Тешин, куда 2 октября, по истечении срока ультиматума, ввела войска. 2 ноября Венский арбитражный суд присудил Венгрии часть территории Словакии площадью 12 тыс. квадратных километров, на которой проживало около миллиона человек. Не в силах остановить процесс дробления, Чехословакия вынуждена была предоставить автономию Словакии и Рутении. Все это весьма походило на то самое «химическое растворение», о котором говорил Вейцзекер. Европейские демократии молча попустительствовали процессу. Но это было совсем не то, о чем мечтал Гитлер. 9 октября он выступил в Саарбрюкене с пылкой речью, не скрывая своего недовольства.
Франсуа-Понсе, получивший из Парижа приказ ехать в Рим, 18 октября пришел к фюреру прощаться в чайный домик в Кельштайне. Рассказывая об этой встрече, французский посол набросал еще один портрет властелина Германии:
«Разумеется, у меня нет иллюзий относительно характера Адольфа Гитлера. Я знаю, что он непостоянен, скрытен, противоречив, неоднозначен. Тот же человек, что с самым добродушным видом восхищается красотами природы и за чайным столом излагает весьма разумные соображения о европейской политике, способен на самую чудовищную ярость, самые дикие выходки, вынашивает самые бредовые замыслы. В некоторые дни он, стоя перед картой мира, тасует народы, континенты, географию и историю, словно впавший в безумие демиург. В другие моменты он мечтает стать героем, установившим вечный мир и воздвигшим грандиозные монументы».
Склонность Гитлера к циклотимии проявилась тремя днями позже, 21 октября, когда он издал новые директивы, предписывающие «ликвидировать остатки Чехословакии» и «занять позицию с прицелом на Мемель». Несколько позже, 6 декабря, он заключил с Францией договор о ненападении, надеясь переключить внимание французов на их колониальную империю.
Таким образом, для нацистского режима итоги 1938 года выглядели весьма успешными, хотя Гитлер не скрывал, что чувствует себя «обманутым». Судетская область принесла Германии немалые производственные мощности (станкостроительные, электромашиностроительные, химические заводы и текстильные и стекольные фабрики), а также ценные природные ресурсы, не считая высококвалифицированной рабочей силы.
Могло показаться, что аншлюс и поглощение Судетской области будут способствовать сближению со странами Юго-Восточной Европы, поскольку теперь открывалась возможность для создания «великого европейского экономического пространства», о котором мечтали сторонники мировой политики конца XIX – начала ХХ века и за которое отныне ратовал Геринг.
Официальная пропаганда получила приказ сменить регистр и отказаться от пацифистских настроений, используемых для успокоения собственного населения и мировой общественности, которая, впрочем, пребывала в шоке после «Хрустальной ночи» – о ней мы поговорим чуть ниже. Между тем за кулисами полным ходом шла подготовка к новым агрессорским вторжениям.
Осень 1938-го – весна 1939-го: стратегия мира против стратегии войны
Довольно скоро сделалось очевидным, что результатом встречи в Мюнхене стал иллюзорный мир, даже не мир, а просто передышка. Гитлер все более укреплялся в убеждении, что страны Запада не пойдут на военное вторжение и что он только зря потратил с ними время, необходимое для окончательной ликвидации Чехословакии. Это была ошибка, которую он в дальнейшем, в ходе последующих кризисов, будет стараться избежать. Но еще больше его беспокоило другое – он не очень хорошо представлял себе, что следует делать дальше. Всю его стратегию разрушала позиция Англии, благосклонной к мирному пересмотру версальских договоренностей, но не приемлющей применения силы. Суть этой стратегии основывалась на том, что смертельно больная Великобритания удовольствуется своей империей и своим морским владычеством и откажется от ведения политики европейского равновесия. При этом нельзя было упускать из виду, что для Англии всегда имело огромное значение то обстоятельство, что ее берега оставались неприступными для любых нападений с континента. Эту ошибку совершил Второй рейх, и Гитлер не уставал критиковать его за это. Однако меры, принятые в Лондоне для ускорения перевооружения, заставили Гитлера серьезно усомниться в возможности избежать столкновения на западе. Он видел единственный выход: опередить соперников и укрепить свои тылы. Для этого ему необходимо было заручиться поддержкой Польши.
Риббентроп получил задание прозондировать позицию посла Липского относительно полюбовного разрешения проблемы Данцига и данцигского коридора в обмен на обещание будущих компенсаций на востоке. Но Сталин, почуявший опасность, еще в ноябре возобновил действие пакта о ненападении с Польшей. Тогда Гитлер перешел в наступление. 5 января 1939 года он встретился с польским министром иностранных дел Юзефом Беком, изложив преимущества полюбовного соглашения, открывающего возможность дальнейшего проведения общей политики. На следующий день Риббентроп предложил Польше вступить в Антикоминтерновский пакт. Чтобы усилить давление, Гитлер на несколько минут уединился с советским послом в Берлине во время дипломатического приема 12 января 1939 года. Однако ситуация продолжала оставаться неясной, и 1 февраля он уехал в Оберзальцберг, чтобы обдумать, каким должен быть следующий удар: по Чехословакии или по Украине. В Германии и Польше нашлось немало сторонников требовавшего автономии Украинского национального союза, готовых оказать ему поддержку, но очень скоро стало ясно, что их устремления утопичны. Польша по-прежнему отказывалась вступать в немецкую игру – и по внутренним причинам, и потому, что не желала превращаться в сателлита Германии. И Гитлер все чаще задумывался над тем, чтобы нанести Польше удар. Едва было покончено с расчленением Чехословакии, как он отдал Браухичу приказ (25 марта) спланировать эту операцию, хотя о ликвидации польского государства речь еще не шла. 3 апреля Кейтель издал директиву, согласно которой вермахт должен был подготовиться к наступлению к 1 сентября 1939 года («Белый план»).
Летом 1938-го и зимой 1939 года Гитлер занимался не только внешней политикой. Ему также пришлось уделить немало времени личной жизни своего министра пропаганды. Выходки Геббельса, в частности его связь с чешской актрисой Лидой Бааровой, породили такое количество слухов, что Магда решилась на развод. Гитлер после дела Бломберга категорически не желал второго подобного скандала и пригласил к себе Магду, отношения с которой у него немного испортились, поскольку она позволяла себе непочтительные высказывания в адрес Евы Браун. Он также имел долгую «отеческую» беседу с Геббельсом. Кризис развивался: министр пропаганды, судя по всему действительно любивший актрису, был готов оставить свой пост и уехать послом в Токио. Раздираемый на части страстью, претензиями Магды и любовью к детям, он находился на грани нервного срыва. Его состояние усугубил разыгравшийся гастрит, с которым его госпитализировали. 1 января 1939 года он писал, что ему хочется повеситься. Гитлер позвал его пожить в Оберзальцберге, на бывшей вилле Бехштейна, переоборудованной в гостевой домик. 17 января, вернувшись в Берлин, Геббельс подписал с женой нечто вроде контракта, одобренного Гитлером и позволившего спасти внешние приличия. Постепенно в семью вернулся мир.