Гладкое личико (сборник)
Шрифт:
– Ты же умер, – удивилась Анна.
– Я влюбился, в этом дело, – объяснил муж. – Встретил женщину. Не мог оторваться. Но мне было жаль тебя. Я притворился, что умер. А вообще я живой.
Анна проснулась тогда и плакала. Она, конечно, знала, что мужа нет. Но сон показался правдой. Муж, наверное, кого-то любил, но не посмел переступить через семью. Рвался и умер. Лучше бы ушел.
После смерти мужа Анна осталась одна. Сорок два года. Выглядела на тридцать пять. Многие претенденты распускали слюни, как вожжи. Однако семьи
Была, конечно, и любовь, что там говорить... Чудной был человек, похожий на чеховского Вершинина: чистый, несчастный и жена сумасшедшая. И нищий, конечно. Это до перестройки. А в последнее время вступил в кооператив, стал зарабатывать две тысячи в месяц. Нули замаячили. Не человек – гончая собака. И уже ни томления, ни страдания – завален делами выше головы. Некогда? Сиди работай. Устал? Иди домой. Он обижался, как будто ему говорили что-то обидное. Он хотел еще и любви в придачу к нулям.
В один прекрасный день Анна поняла: у нее все было. В прошедшем времени. Плюсквамперфект. И то, что казалось временным, и было настоящим: муж, дом, общий ребенок. Семья. Но мужа нет. И дальше – тишина. Самый честный союз – это союз с одиночеством.
Женщина не может без душевного пристанища. Пристанище – сын. Умница. Красавец. Перетекла в сына.
А сын за стеной перетекает в Ирочку. Из Ставрополя. Десять букв. Мариуполь – девять. А что еще остается? Только буквы считать.
Ирочка проснулась в час дня.
За это время Олег встал, сделал завтрак, позавтракал, ушел на работу и сделал плановую операцию.
Анна за это время сходила в магазин, приготовила обед – курицу с овощами – и села за работу.
В учебной программе шли большие перемены. Историю СССР практически переписывали заново. Дети не сдавали экзамен.
У Анны – французский язык. В этом отсеке все как было: je suis, tu est, il est. Я есть. Ты есть. Он есть.
Возникали учителя-новаторы: ускоренный метод, изучение во сне. Анна относилась к этому скептически, как к диете. Быстро худеешь, быстро набираешь. Ускоренно обретенные знания так же скоро улетучиваются. Лучше всего по старинке: обрел знание – закрепил. Еще обрел – еще закрепил.
Анна сидела за столом. Работа шла плохо, потому что в доме находился посторонний человек.
Наконец задвигалось, зашлепало босыми ногами, зажурчало душем.
«Надо накормить, – подумала Анна. – Молодые, они прожорливые». Вышла на кухню, поставила кофе.
Из ванной явилась Ирочка в пижаме Олега. Утром она была такая же красивая, как вечером. Даже красивее. Безмятежный чистый лоб, прямые волосы Офелии, промытые молодостью синие глаза. Интересно, если бы Офелия переночевала у Гамлета и утром явилась его мамаше, королеве...
Анна не помнила точно, почему Офелия утопилась. Эта
– Доброе утро, – поздоровалась Ирочка.
– Добрый день, – уточнила Анна.
Ирочка села к столу и стала есть молча, не глядя на Анну. Как в купе поезда.
– А вы учитесь или работаете? – осторожно спросила Анна.
– Я учусь в университете, на биофаке.
«Значит, общежитие университетское», – поняла Анна.
– На каком курсе?
– На первом.
«Значит, лет восемнадцать-девятнадцать», – посчитала Анна. Олегу двадцать семь.
– А родители у вас есть?
– В принципе есть.
– В принципе – это как? – не поняла Анна.
– Люди ведь не размножаются отводками и черенками. Значит, у каждого человека есть два родителя.
– Они в разводе? – догадалась Анна.
Ирочка не ответила. Закурила, стряхивая пепел в блюдце.
«Курит, – подумала Анна. – А может, и пьет».
– А вы не опоздаете в университет? – деликатно спросила Анна.
– У нас каникулы.
Анна вспомнила, что студенческие каникулы в конце января – начале февраля. Да, действительно каникулы. Не собирается ли Ирочка провести у них две недели?
– А почему вы не поехали в Ставрополь? – осторожно поинтересовалась Анна. – Разве вы не соскучились по дому?
– Олег не может. У него работа.
– А у вас с Олегом что? – Анна замерла с ложкой.
– У нас с Олегом все.
Зазвонил телефон. Аппарат стоял на столе. Анна хотела привычным движением снять трубку, но Ирочка оказалась проворнее. Ее тонкая рука змеиным броском метнулась в воздухе. И с добычей-трубкой обратно к уху.
– Да... – проговорила Ирочка низко и длинно.
В этом «да» были все впечатления прошедшей ночи и предвкушения будущей.
После «да» было «я» – такое же длинное, как выдох.
Это звонил Олег. Ирочка произносила только два слова – «да» и «я». Но это были такие «да» и «я», что Анне стыдно было при этом присутствовать. Наконец Ирочка замолчала и посмотрела на Анну умоляюще-выталкивающим взглядом.
Анна вышла из кухни. Подумала при этом: «Интересно, кто у кого в гостях...»
Каждая семья имеет свои традиции, ибо человек без традиций голый. Равно как и общество. Общество, порвавшее с традициями, обрубает якорную цепь, и его корабль болтается по воле волн или еще по чьей-то воле.
В традиции Олега и Анны входило звонить друг другу на работу, отмечаться во времени и пространстве: «Ты есть, я есть. И ничего не страшно: ни социальные катаклизмы, ни личные враги. Ты есть, я есть. Мы есть».
В традиции входило открывать друг другу дверь, встречать у порога, как преданная собака. Выражать радость, махать хвостом. Потом вести на кухню и ставить под нос миску с божественными запахами.
И сегодня Олег позвонил в обычное время. Анна заторопилась, но на пути возникла Ирочка.