Глаголь над Балтикой

Колобов Андрей Николаевич

– Так Вы любите...
– прозвучал в тиши голос кавторанга, и это не было вопросом. Лицо моряка стремительно бледнело, но в глазах его медленно разгоралось жуткое темное пламя. Боль и ярость во взоре Валерии отступили - ее ресницы дрогнули, и она отвела взгляд.

Легкое движение кисти - и великолепный, пышный букет раненной птицей опустился на пол перед кавторангом.

– Не смею более обременять Вас своим присутствием, сударыня - произнес Николай, и Анастасия Георгиевна ощутила, как плечи ее сдавил плащ серебристого инея - лютым холодом сквозили слова кавторанга. А затем он развернулся и ушел, оставив после себя молчание и абсолютною неподвижность. Казалось, стоит только чуть шевельнуться или вдохнуть поглубже, и мир разлетится тысячами

стеклянных осколков.

Капелька росы вдруг выглянула из-под лепестка лежащей на полу розы. Сверкнула в луче улыбнувшегося ей солнца, детской слезинкой медленно скатилась по бутону, замерла на самом краю и - рухнула вниз, навсегда растворившись средь ворсинок ковровой дорожки.

ГЛАВА 12

Николай Оттович фон Эссен допил кофе, довольно крякнул и, промокнув губы салфеткой, бросил ее на тарелку. Рука коснулась кнопки звонка. Сейчас же дверь в адмиральский салон приоткрылась и вестовой, неслышно ступая по длинному ворсу мягчайшего ковра, тихо проскользнул к столу. Ловкие руки в безупречно белых нитяных перчатках двигались плавно и быстро, и в момент навели порядок. Грязная посуда исчезла, вмиг образовав небольшую горку на серебряном подносе, но ни единый стакан или блюдце не посмели оскорбить адмиральский слух обычным в таких делах позвякиванием. Бесшумно исчезла небольшая скатерть, и не приходилось сомневаться, что ни единая крошка не упала с нее на ковер. Идеально чистая поверхность столешницы блестела лаковым темным деревом, но все же удостоилась аккуратно-быстрого движения белоснежной тряпицы. По мнению адмирала, стол в этом совершенно не нуждался, но стремление к идеалу впечатляло.

– Спасибо, голубчик - произнес Николай Оттович, благожелательно глядя на вестового

– Рад стараться Ваше высокопревосходительство - тихо, но внятно ответил матрос, и это тоже было необычно. Во все время, что фон Эссену довелось служить на флоте, нижние чины коверкали уставные обращения до "Вашблагродь", "Вашегитество" а то и еще хлеще, но Мартынюк всегда проговаривал каждую букву.

"Уйдет на берег - быть Мартынюку официантом, лучшие ресторации с руками оторвут", - в который уже раз подумал Николай Оттович, но вот продолжилась эта мысль самым необычным образом: "Если жив останется, конечно"

Вестовой исчез также неслышно, как и появился, оставив фон Эссена в одиночестве посередь роскошного адмиральского салона. Адмиральская кухня была превосходна, а Николай Оттович, будучи способен обойтись самой простой пищей, все же любил побаловать себя кулинарными излишествами, получая от них неподдельное удовольствие. Сегодняшний обед был великолепен, в особенности соус, поданный к тонким, обжаренным до хрустящей корочки, но сочным и нежным ломтикам мяса. Прекрасный вкус в сочетании с легкой тяжестью в желудке так и приглашали насладиться коротким послеобеденным отдыхом, но... адмирал зло покосился на тумбочку, поверху которой валялась старая, от 29 июня, газета.

Хотя нет, неправильно. Валялась газета позавчера, когда адмирал в сердцах швырнул ее так, что дрянная бумага, обиженно прошелестев, едва не упала на пол. Такого безобразия Мартынюк, конечно, допустить не мог, так что вскорости газета, будучи аккуратно сложена, скромно примостилась сбоку от металлической шкатулки, в которой адмирал держал всякую несущественную мелочь. И, конечно, огромный заголовок "Наследник престола, эрцгерцог Фердинанд и его супруга София..." располагался на самом виду. Что случилось с эрцгерцогом и его благоверной было не видно - как раз на этом месте газета сгибалась, и для дальнейшего чтения ее следовало перевернуть.

Больше всего фон Эссену хотелось бы взять в руки "Новое время" и прочесть что-нибудь такое: "Наследник престола, эрцгерцог Фердинанд и его супруга София посетили пышный прием, устроенный в честь их высочайшего прибытия в Сараево". Или, скажем, "Наследник престола, эрцгерцог Фердинанд

и его супруга София после непродолжительного визита отбыли в Вену". Да что там! Сошло бы и: "Наследник престола, эрцгерцог Фердинанд и его супруга София, будучи в изрядном подпитии бросились с моста в реку, но были счастливо спасены проезжавшими мимо гвардейцами". Все что угодно, черт побери, но только не... Адмирал тяжело вздохнул.

Убиты. Застрелены каким-то безумцем.

Международная обстановка... да что говорить, она никогда не была простой. Но в этом году все окончательно полетело под откос и призрак большой войны, до сей поры казавшийся эфемерно-далеким вдруг приобрел пугающе реальные очертания.

Когда-то давно адмирал, размышляя об извилистых путях большой политики, вдруг представил себе мировую историю в облике огромного парохода. Тогда перед его внутренним взором соткался гигантский лайнер, везущий во чреве своем население всей Земли. Образ рукотворного левиафана, от века, встречающего удары пенных валов грядущего, и оставляющего за кормой кильватерный след уходящих, истаивающих в небытие лет так понравился Николаю Оттовичу, что стал для него забавной игрой ума. Адмирал старался представить, кто есть кто на этом судне, как оно управляется и что им движет...

По всему выходило, что паровым котлом лайнера, имя которому "Человечество", была старушка-Европа. Уродливые, скрюченные кочегары по именам "Жадность" и "Злопамятность", "Алчность" и "Честолюбие", "Глупость" и "Безответственность" работали как проклятые, огромными лопатами швыряя в огневеющие топки обиды, угрозы, конфликты, столкновения интересов, как политических так и экономических, исторических и современных, справедливых и надуманных, в общем, всего того, чем полнилась дипломатия европейских держав. И вся эта грязь полыхала темным пламенем политики, докрасна разогревая стенки котла, так что Европа кипела, бурлила, исходясь черным паром взаимной неприязни и ненависти. Пока огня было не слишком много, со стороны все выглядело вполне благолепно, но когда котел начинал подрагивать, раздираемый внутренними дрязгами, то одна, то другая царственная рука тянула потайной рычаг. И кипящая чернота устремлялась в закопченный ревун, на боку которого кто-то криво процарапал одно-единственное слово - "Война".

Гнев, ненависть и ярость вырывались наружу, оглушали ревом, пачкали грязью, осыпали искрами сгорающих человеческих жизней все, до чего только могли дотянуться. Это было мерзко, но давление в котле спадало и на какое-то время все успокаивалось... ненадолго, а затем все повторялось снова и снова.

О том, кто управляет величественным лайнером, Николай Оттович старался не думать. А все потому что, когда он впервые помыслил об этом, на ум пришла циничнейшая картина: огромный ходовой мостик шикарного корабля, великолепное колесо штурвала из золота и красного дерева... Но на фоне всего этого - лилипуты, выряженные в костюмы и мундиры монархов, премьеров, министров, изо всех сил, пыхтя и ругаясь, дерутся за право хоть на секундочку дорваться до штурвала, хоть миг, но порулить. Хватаются за рукоятки, тянут каждый в свою сторону, а иногда и вовсе штурвал вращается сам по себе. А позади них, сложив руки на груди, возвышается огромная, молчаливая фигура. И Отец наш Небесный, истинный капитан затерянного в океане времен судна, с укоризной смотрит на то, как безумствует багроволицая, потеющая, осыпающая друг дружку тумаками и давно позабывшая о Нем сановная толпа. 

Адмирал, кашлянув, перекрестился на образа в углу его апартаментов. Не дело ему, офицеру Российского императорского флота, созерцать, пусть даже мысленным взором, карикатурный облик того, кому клялся служить верой и правдой, ох, не дело...

По всему выходило, что на этот раз котел перегрелся настолько, что его ничто не спасет. Да, войны не миновать, но силы, рвущие Европу изнутри, обрели столь сокрушительную мощь, что дело грозило кончиться взрывом, в котором исчезнет привычный фон Эссену мир, и кто знает, что придет ему на смену?