Глас Времени
Шрифт:
– Узнаю кольца автомобильных компаний, – говорит главврач. – Но что еще за модель? Я таких никогда не встречал.
– Концептуальная модель! – отмахивается полицейский. Ему не до болтовни. Через минуту он побежит за своим другом.
– Концептуальная, говорите? Очень интересно. А что это на вас за форма? Зеленая какая-то, больше на военную похожа. На спине большими буквами «полиция». Впервые вижу.
– Не имеет значения.
– Как знаете.
Уходя, главврач приказывает персоналу разойтись. Быстрым шагом скрываясь в глубине коридора, он размышляет, которому из ведомств
Впервые приходится воспользоваться телефонным номером в графе под цифрой один. На морщинистом лбу выступают капельки пота, руки дрожат. Однако крепкий табак помогает с собой совладать.
Цинковый голос в телефонной трубке сообщает: группа выдвигается. Спецслужбы при диктаторских режимах работают великолепно.
Иосиф держится в тени дерева, прислонившись к стене больничного здания.
– Бежать не пришлось: наш полицейский оказался сговорчивым малым, – рассуждает Лабберт. Он становится рядом.
– Тогда как же наш уговор?
– Ты же не думаешь, что я такая редкостная скотина, которая может запросто сбросить со счетов человека, нуждающегося в помощи? Все, что хочешь знать, я тебе и так расскажу, без всяких уговоров. А вообще, будем честными: рассказывать-то нечего! Ты попал в прошлое, сегодня 10 сентября 1939 года. Германия. Как я догадался, историю ты знаешь хорошо; стало быть, объяснять, какая острая в мире царит обстановка, не нужно. Семь суток назад британцы объявили нам войну. Вермахт в данный момент блицкригом занимает территорию Польши. Боевой дух гражданского населения и армии на подъеме. Большинство немцев верит, или хочет верить, в нацистскую партию и фюрера. После прошлогодних и весенних завоеваний все прониклись глубокой верой в победу.
Ветерок теплыми порывами качает ветви и шумит листвой. Золотые лучики, играя и рябя, пробиваются сквозь зелень. Отовсюду доносятся отголоски безмятежной сельской жизни. Где-то гудит мотор, скрипит телега. Многоголосое и оттого незаметное тявканье местных собак. Бормотание рабочих. Иосиф видит, слышит, верит, но не безоговорочно; сомнение в реальности еще слишком крепко. Он в предвкушении: хочется бежать, проверять, искать слабые места. Такого ведь не бывает! Мечты о путешествиях во времени проистекают из области фантастики. Он по-взрослому огорчен, но по-детски обрадован, что это случилось именно с ним.
Какой-то важный мужчина шагает с газетой, свернутой в трубочку.
– Уважаемый! – останавливает прохожего Лабберт. – Что будет стоить газета?
– Я еще не успел ее прочесть, – отзывается прохожий. – Но если она вам так нужна, я отдам совершенно бесплатно, товарищ. Хотя четыре пфеннига не помешали бы.
Лабберт отдает две бронзовые монеты со свастикой и орлом, берет газету и сует Иосифу.
– «Народный обозреватель», – читает тот вслух. Под пальцами хрустит бумага. С первой страницы смотрят лица партийных руководителей.
– Зачем ты подсунул мне гнилое пропагандистское чтиво? – любопытствует Иосиф.
– «Гнилое пропагандистское чтиво» я подсунул для просвещения. Ознакомься с текущей обстановкой. Ты не глуп, но пока не успел толком понять, где находишься. Просто хочу, чтобы ты знал: в этом времени люди не шутят. Здесь не демократичная Европа двадцать первого столетия, где за неосторожное слово на тебя даже не обратят внимания. Здесь сажают за взгляд! Запомни, если хочешь выжить.
Иосиф чиркает зажигалкой и с улыбкой подпаливает краешек газеты. Та вспыхивает, ветер разносит дым и черные пепельные хлопья. Несколько мужчин, вышедших из дверей больницы, с ужасом наблюдают за неслыханной дерзостью: какой-то смельчак решил спалить главный политический орган у всех на глазах! Отчаянность невиданного масштаба!
– Прекрати! – возмущается Лабберт. – Я же только что объяснил принципы безопасного поведения в нашем обществе. Хочешь, чтобы тебя сцапал жандарм и передал в тайную полицию?
– Будь проще, Лабберт! Мне противно держать в руках это «чудо» Геббельсовского вранья. И с чего ты взял, что я всерьез намерен думать о безопасности? Я же не собираюсь здесь задерживаться!
– Да неужели! А как ты попадешь обратно? Сядешь и будешь ждать семьдесят с лишним лет?!
– К тому времени я безнадежно состарюсь. – Иосиф затаптывает тлеющие остатки бумаги. – Точно так же, как оказался здесь, я окажусь там.
– Размечтался! Без меня ты не сможешь этого сделать, а я пока не собираюсь покидать своё время. У меня много дел, да и вообще, я должен оправиться от увиденного в твоем времени. Будущее произвело на меня неприятное впечатление.
– Я подожду. Сколько потребуется – два дня, неделя?
– Не два дня и не неделя! – восклицает собеседник. – Полгода или год!
– Тогда я последую примеру нашего полицейского и заряжу тебе крепкого кулака! Впрочем, если он не сделает этого раньше, ведь, небось, ему тоже хочется домой.
– Я вроде не из бюро добрых услуг. С какой стати я должен потакать вашим желаниям? Не я вас сюда притащил, не мне и вытаскивать!
К зданию подъезжает черный автомобиль. Выходят двое, третий, не глуша мотор, ждет за рулем. Крепкие, в фуражках и форме. То, что Иосифу приходилось видеть лишь в фильмах, теперь прямо перед ним. Он запоздало чувствует опасность, когда один из них поправляет висящий на плече автомат.
У Лабберта каменное лицо.
– Ваши документы! – рыкает гестаповец, заводя палец за ремень.
Лабберт хлопает по карманам и протягивает паспорт гражданина Германии. Гестаповец вертит документ в руках и ледяными глазами поглядывает из-под козырька.
– Господин Голдхабер, что вы делаете возле этого госпиталя? Судя по документам, вы проживаете в Мюнхене. Являетесь членом научного общества… – офицер готовится зачитать следующую должность, но Лабберт так ударяет ладонью о ладонь, что гестаповцу становится ясно: произносить вслух такое не следует. Слегка сбившись, продолжает: – С какой целью вы приехали сюда?