Глас Времени
Шрифт:
– Мелочи?! Я ломаю голову, кого поставить в пример. Вот уж не помню, чтобы так за кем-то охотились!
Лабберт сидит за столом с красными как мак глазами. Дом ему не мил, и всю оставшуюся ночь он провел в кабинете. Когда коньяк и сигареты закончились, в ход шел крепкий чай. Он выпил подряд несколько кружек, чтобы сбить никотиновую зависимость выполнением схожих с курением действий. Теперь от всего этого у него болит голова. События двух прошедших суток кашей смешиваются в сознании. Мозг работает с перебоями, и порой Лабберту кажется,
Утро. Часы показывают семь. Он окидывает кабинет туманным взглядом, пытается приподняться, но локти разъезжаются, и голова больно ударяется о плоскость столешницы. Это не очередной сердечный приступ и не обморок. Лабберт спит. Организм перенапрягся и активировал защитный механизм.
– Господин штандартенфюрер. – Зельда подходит к столу. В дверях стоят двое. Один из них имеет равное с Лаббертом звание СС.
– Герр Голдхабер, проснитесь! – Зельде становится тревожно. Она видит пустую бутылку из-под коньяка и разбросанные по полу окурки.
Один эсесовец делает несколько шагов по кабинету и кривит рот от такого пьяного безобразия.
Лабберт издает звуки, похожие на бессознательное бормотание. Слова неразборчивы, но получается вроде «Идите отсюда! Еще не время…»
Человек в форме хмыкает.
– Приведите своего шефа в порядок, мы подождем в приемной.
С минуту Зельда суетится вокруг лежащего головой на столе Лабберта, пока на ум не приходит идея смочить ватку нашатырным спиртом.
Резкий запах аммиака помпой выдавливает сознание из состояния, которое можно охарактеризовать как глубочайший сон на фоне крайней усталости.
Лабберт открывает глаза и, прикрыв ладонью рот, наклоняется под стол.
Его рвет. Прозрачная горькая жидкость, исторгаемая желудком, заливает пол. Зельда бежит к графину с водой и несет, не забыв захватить стакан.
– Х-у-х, – резко выдыхает Лабберт. – Ничего себе! Зельда, со мной такого никогда не было. Говорят, чем старше становится человек, тем сложнее он переносит алкоголь. Некоторое время назад я бы посмеялся над этим. Теперь согласен. Ночью я терял сознание, и после того, как очнулся, мне в голову пришла странная мысль, будто виной всему симптомы какой-то болезни.
– Возможно, – говорит она, стирая носовым платком капельки рвоты с его мундира. – Вы еще очень молоды. И уж извините, но питье и так никому здоровья не прибавляет. Наш фюрер уже много лет держится, не пьет и не курит. В свои пятьдесят он выглядит всего лишь на тридцать. – В этот момент они встречаются глазами. Она знает: Лабберт младше фюрера на целых семь лет, но кажется совсем наоборот.
– Фюрер – эталон. Не все могут быть такими. – Он встает с кресла, залпом выпивает второй стакан воды и глядит на дверь. – Кажется, в приемной кто-то есть?
– Там два офицера от рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
– Что?!
– Их автомобиль подъехал вслед за мной, а я здесь чуть более пяти минут.
Лабберт замечает, что на ногах отсутствуют сапоги, и смотрит по сторонам. Зельда чутко улавливает его взгляд, подбирает тяжелую обувь и ставит перед ним.
– Я хочу, чтобы вы сделали мне суровый выговор, герр Голдхабер, – тоном провинившегося человека говорит она.
– Это еще зачем?
– Я не хотела пускать сюда офицеров, но они зашли. Они твердили, что дело очень важное, и видеть вас необходимо сию же минуту. Я не осмелилась встать на пути у таких серьезных людей.
– Собственно говоря, и что здесь такого?
Зельда смотрит на бутылку и окурки.
Лабберт прослеживает за её взглядом.
– У нас, офицеров, свое отношение ко всему этому, – смеется он.
Четыре часа сна после нескольких суток суматошного бодрствования – недостаточно и для человека здорового. Но Лабберт чувствует себя отдохнувшим. Все-таки есть в человеке дополнительные резервы!
– Зельда, приготовь господам кофе и попроси подождать ровно пятнадцать минут.
С этими словами он покидает кабинет через другую, тайную дверь и направляется в ванную комнату.
Гладко выбритый, пахнущий кёльнской водой, при полном обмундировании полковника СС, ни на секунду не опоздавший, перед высокими гостями из Центра появляется Лабберт.
– Хайль Гитлер! – вскидывают руки эсесовцы.
Лабберт – само дружелюбие – расстилается улыбкой. Гости удивлены. Они ожидали увидеть неопрятного субъекта с небритыми щеками, в перекошенном кителе, с запахом перегара. Они поверить не могут, что перед ними тот же человек, который четвертью часа ранее в полном беспорядке среди бутылок и сигаретного пепла спал на столе и бормотал под нос неприличные выражения. Оба смотрят с чувством товарищеского уважения. Старший офицер искренне улыбается. При случае он хотел намекнуть, что негоже пить на таком ответственном посту, но теперь решил этого не делать. Своим умением преображаться вчерашний пьяница всех подкупил.
– Господа, прошу ко мне в кабинет, – говорит Лабберт.
– К сожалению, на это нет времени.
– Как же? Я должен передать вам объект и получить инструкции для дальнейшей работы.
Эсесовцы переглядываются.
– Все изменилось. Теперь у нас задание другого характера. Вы должны взять объект и отправиться с нами. Самолет ждет на аэродроме.
– Куда я лечу?
– Скорее всего, в Берлин. Точное место мы согласуем перед вылетом со штабом фюрера.
– Фюрера? Вы же сказали, я буду докладывать рейхсфюреру?
– Теперь этим заинтересовался лично Гитлер.
Случилось то, чего Лабберт не хотел больше всего. Нет, личный контакт с Гитлером его не пугает. Ему три раза доводилось видеть этого человека на различных собраниях и один раз – лично вести недолгий разговор. Правда, при этом присутствовали Гиммлер, Геббельс и Геринг. Предстоящая встреча будет напряженной. Придется общаться с глазу на глаз.
«Плевать, – думает он. – Держать себя в руках я умею»