Главная роль

Смолин Павел

– Как звать? – спросил я.

– Кирилом нарекли, Ваше Императорское Высочество! – отозвался матрос. – Уваров, Кирил Петрович.

Наследник нас покинул, и мое «высочество» автоматически раздулось до «императорского».

– Сын купеческий?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество!

– Грамотный?

– Так точно, Ваше Императорское Высочество!

– Почерк красивый?

– Учитель говорили – каллиграфический, Ваше Императорское Высочество!

– Ступай за мной, – решил я и вышел в коридор, попав под залп хохота из глоток

обступивших цесаревича матросов.

Радуются Высочайшему вниманию, и дежурный радуется больше всех – заступился Николай, значит, не дал в обиду.

– Пойду с толковым малым поговорю, – поделился я новостями с Николаем.

Писарей на корабле хоть отбавляй, но у меня личного нет – со своей корреспонденцией Георгий разбирался сам, благо ее не много. Вот у Николая – там да, целая походная канцелярия.

– Веселись, – пожелал мне Никки, мы с Кирилом (с одной «л» в эти времена пишется) поднялись на нашу палубу, и я повел матроса в каюту под недоуменным – это зачем принцу нижний чин вдруг понадобился? – взглядом казаков охраны.

– Садись, – указал я мнущемуся матросу на стул для посетителей и занял свой.

Он уселся, снял с головы бескозырку и принялся нервно мять ее в руках.

– Расскажи, как купеческий сын попал на флот, – попросил я.

– Разорился батюшка мой, Ваше Императорское Высочество, – поведал матрос. – Не выдержал-с, грех на душу взял – пить начал сильно и по зиме замерз под забором. Мамка от горя в монастырь под Угличем ушла-с, сестер родня уральская забрала, а мне деваться некуда было – пошел в матросы.

Бедолага.

– А чего в матросы? – спросил я.

– Служить в Императорском флоте – высшая честь, которой может удостоиться подданный его Императорского Величества, Ваше Императорское Высочество! – откупился он заготовкой.

Не врет, а уходит от ответа – это полезный навык.

– Безусловно, – покивал я. – Но я спрашивал о другом.

– Дело хочу отцовское возродить, Ваше Императорское Высочество, – ответил он. – Стыдно-то как: и дед мой в купеческих делах исправен был, и прадед. Батя тож не плошал, в строгости дела вел. А я что, предков своих недостоин?

Разговаривает для матроса очень грамотно и "по-штатскому" – ну так образованный, я три четверти команды вообще с трудом понимаю, там жуткая смесь терминологии, жаргона и просторечия.

– А чего батя разорился, раз «не плошал»?

Матрос отвел глаза:

– То дело давнее, Ваше Императорское Высочество.

– От Великого князя таиться грешно, – пожурил я его.

– Виноват, Ваше Императорское Высочество! – подскочил он.

– Сядь. Рассказывай.

– Разорили батю, Ваше Высочество, – как в омут головой бросился купеческий сын. – Хозяйство-то у нас справное было: гостиница, лавка скобяная, да бакалея. Сначала гостиницу по миру пустили: извозчиков подкупали да стращали – говори, мол, приезжим, что у Уваровых мест нету. А гостиница славная была, кто приезжал один раз, в других ни в жизнь не останавливался!

Все теории о прелестях рыночной экономики разбиваются о

человеческий фактор – внерыночные методы конкуренции манят своей эффективностью и дешевизной, и подавить их полностью даже самая мощная административная система не может. Но по-другому все равно не получается, вон в СССР пытались, и какой итог?

– Так, – кивнул я. – Дальше?

– Дальше скобяные лавки по всему городу цены ниже батиных держать стали, – продолжил он делиться грустью. – Он – в гильдию, спросить как так вышло, а ему в ответ – продавай-ка ты лавки да гостиницы нам, Петр, да живи спокойно. Желательно – за Уралом.

– Сговорились? – догадался я.

– Как есть сговорились, Ваше Высочество.

А механизмы защиты от картельного сговора (которые и в мои-то времена сбоили) в Империи вообще существуют?

– Продал?

– Какой там продал, – отмахнулся Кирил. – Этим – и продавать? Три года батя барахтался – я тогда уже смышленый был, помогал во всем. Сначала гостиницу закрыли, думали – временно. Работники плакали – они чай всю жизнь у нас проработали, куда пойдут? Потом за лавки бились, цену пытались держать, с кузнецами да мануфактурами из других губерний договаривались, чтобы, значит, подешевле товар привозили. Но кто дешевле повезет, если и подороже с руками отхватят?

– А что за город? – спросил я.

– Управу на Гильдию сыщите? – обрадовался Кирил. – Кострома, Ваше Императорское Высочество. Там голова городской, собака… – он осекся и замолчал, виновато посмотрев на меня.

– Собакой городского главу называть нехорошо, – согласился я. – Продолжай.

– Деньги у гильдии берет! – открыл страшную тайну матрос.

– Каков подлец! – крякнул я, даже не пытаясь изображать удивление. – Когда домой вернемся, я поспрашиваю про Кострому кого следует. Может и сам туда наведаюсь, посмотрю.

– Век за вас Бога молить буду! – доселе хорошо державшийся Кирил рухнул со стула на колени и бросился целовать мне сапоги.

Отчасти понимаю большевиков – так себя вести человек не должен, но он же признательность выражает, а не из раболепия.

– Встань! Не люблю. За государя нашего молись, – перенаправил я поток благодарности повыше. – Да за Его Императорское Высочество Николая. Садись на место.

– Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество, – матрос вернулся на стул, и я с удивлением увидел его выступившие слезы.

Купец-то, надо полагать, не молча «тонул», а бегал везде, куда только мог. И к главе городскому, и явно не с пустыми руками. Просто с другой стороны занесли больше, а несправедливость – штука сильная, и купеческого сына она грызла много лет, как и его родителей. Не от разорения купец Петр спился, от обиды на Систему, которая не смогла его защитить. Ладно, обещал, значит действительно «поспрашиваю», может и появится на рудниках Империи новый каторжанин. Но это если Кирил докажет свою для меня полезность, нафиг мне на левых людей личный ресурс тратить? Я что, вручную законность и порядок на одной шестой части суши поддерживать должен?