Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого
Шрифт:
В черновиках предполагалось, что уедут туда многие, – логично: здесь высший свет и там высший свет, круги должны пересекаться. Иначе выходит, что у Шерер собирается высший свет второй свежести, не удостоенный английского приглашения. Толстой грешит против этой логики. В «Русском вестнике» отец и дочь Курагины и вовсе уезжали, не дослушав виконта, прервав ради этого виконтов рассказ. Это возносило их особость на какой-то уже неприличный уровень, автор это купировал.
Там же, кстати, Элен выступала инициатором быстрейшего отбытия, торопила отца: это соответствует ее образу все время куда-то уходить, но было бы еще лишним в 1-1-III; князь Василий должен
Вот сколько конфликтов, зреющих, набухающих… Под занавес главы Элен еще прошла красиво мимо Пьера и Андрея, «очень хороша», – сказал Андрей, «очень», – сказал Пьер: это тоже зерно конфликта, будущего. Оно пока не проросло, а проросшие и набухшие конфликты еще не лопаются.
В следующей главе, в 1-1-IV, точно ждем какого-нибудь взрыва.
(б)
Примерно в середине главы 1-1-III виконт Мортемар рассказывает анекдот о Наполеоне. Вот все, что мы узнаем:
Vicomte рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m-lle George, и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которою герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это-то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
Виконта в этом месте похвалили, он, «благодарно улыбнувшись, стал продолжать», но тут Анна Павловна как раз обнаружила, что Пьер подозрительно оживленно беседует с аббатом, и поспешила туда, и мы словно бы вместе с Анной Павловной пошли оттаскивать Пьера.
А когда вернулись, анекдот уже закончен, Лиза сообщает прибывшему мужу: «Какую историю нам рассказал виконт о m-lle Жорж и Бонапарте!» Князь Андрей, ясное дело, зажмуривается и отворачивается.
Здесь, конечно, интригует, что, когда Шерер отошла от виконта, мы тоже перестали слышать рассказ. Неужели в этой главе мы смотрим глазами (слышим ушами) А. П. Шерер?
В какой-то момент мы остались с Пьером и Андреем, слышим их разговор… Ну они же не шепчутся, Анна Павловна услышала-подслушала. Так может быть. Все сценки в 1-1-III устроены так, что могли бы быть увиденными-услышанными Анной Павловной. И взгляд сверху может принадлежать ей как метафигуре, как хозяйке пространства. И вот еще в самом начале: «Ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама». Но «ma tante» про tante кто может сказать? «Моя тетя». Это же тетя м-ль Шерер. Что же, повествование в 1-1-III сразу ведется от лица Анны Павловны?
Не будем спешить. Тетушка уже именовалась «ma tante» не в речи Шерер, а в авторском тексте в 1-1-II. Латинский шрифт играет тут роль кавычек: автор использует принадлежащее Анне Павловне именование тети как готовую конструкцию. И если мы начнем рассматривать фразу за фразой 1-1-III, задавая себе вопрос, насколько эти фразы соответствуют образу Анны Павловны, то заметим, что далеко не всегда. Допустим, лицо Ипполита, отуманенное идиотизмом, – не похоже, что это смотрит Шерер; скорее, это
Отложим вопрос об источнике взгляда, я вернусь к нему при анализе 1-1-VI. С точкой зрения «что-то происходит», пока достаточно такого наблюдения.
(в)
Что там все-таки с Наполеоном и с несчастным герцогом Энгиенским? Читателю достался очень скупой конспект. В «Русском вестнике» это был длинный красочный рассказ: спектакль, в котором м-ль Жорж играла Клитемнестру, стол, накрытый на две персоны, грозный стук Наполеона, герцог лезет в корзину для белья, роковой платок с гербом… там упоминается граф Сен-Жермен, знакомый нам по «Пиковой даме»… там рехнувшийся конь герцога!.. там прекрасная фраза «От меня зависело приставить к носу Буонапарте пистолет вместо флакона».
Почему Толстой лишил читателя этой великолепной новеллы?
Как и в случае с исчезновением подробностей международного положения в 1-1-I, автор выбрасывает из текста «настоящую историю». У него есть свои герои, на которых он имеет серьезные планы. Огромный рассказ виконта о Наполеоне (разбитый в «Русском вестнике» на несколько кусков) ставил в центр гостиной виконта, в центр главы – французское происшествие. Это все, конечно, неправильно.
В «Русском вестнике», кстати, еще не было аббата Морио, только виконт из персонально обозначенных иностранцев. Вводя аббата, автор размывает статус отдельно взятого француза: когда их вдвое больше, внимания каждому – вдвое меньше. Аббат при этом изгнан и из фильмов, и из спектакля, фраза окончательного варианта «Нынче у меня два очень интересных человека» в театре звучит как в «Русском вестнике», а именно – «Один интересный человек». Хотя тут дело не в концептуальных соображениях, а просто театру удобнее, когда на сцене меньше народа.
В черновике и в журнале сцены, составляющие ныне 1-1-III, имели гораздо более сложную композицию: не буду углубляться, скажу лишь, что они располагались в журнале на территории глав, забавно исчисленных как III, IV и 1V (sic!). Сокращения устранили тематический перекос и, что для нас не менее важно, обнажили конструкцию.
Ah! Oh! 1-1-IV
а)
Здесь мы, напомню, ждем взрыва. В 1-1-IV три сцены. Первая – предотвращенный конфликт, ложная тревога; во второй взрыв наконец происходит, а третья – плавный анекдотический выход.
Сначала княгиня Друбецкая, анонимно упомянутая в 1-1-III как скромная гостья, единственная сидевшая возле ma tante, быстро встает, пересекает гостиную и настигает в передней князя Василия. Она просит для своего сына Бориса перевода в гвардию. Для этого князь Василий должен поговорить с царем.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтобы он не исчез.
Попросишь сейчас за ненужного юношу, позже не сможешь попросить что-то полезное. Потому князь Василий отказывает. Княгиня атакует, напоминает, что ее отец некогда помог Курагину в карьерном продвижении. Кн. Василий сначала испытывает что-то вроде укора совести – отец княгини и впрямь споспешествовал ему в первых шагах по службе, – но такой мотив недостаточен для этого персонажа, и автор выдвигает решающий: княгиня не угомонится, будет преследовать, не ровен час и закатывать сцены; проще уступить.