Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве

Райт Том

Так что же это на самом деле? И во что люди действительно верят, когда говорят о Пасхе? И как их вера связана с тем, что утверждают важнейшие Символы веры, в которых будущая надежда описывается так: «Чаю воскресения мертвых»? Что значили эти слова для первых христиан и что они значат сегодня? В чем заключается наша надежда на жизнь после смерти? Что мы услышим в ответ, если станем опрашивать случайных прохожих на улицах наших городов и селений? А поскольку здравое богословие никоим образом не зависит от мнения большинства – что нам говорит об этом вопросе Библия? Что говорят Иисус или апостолы?

3. Многообразие представлений

Ha мой взгляд, среди основных представлений, господствующих в умах сегодня, можно выделить три главных типа –

причем ни один из них не соответствует ортодоксальному христианскому учению. Встречаются отдельные попытки заново утвердить более традиционные представления; здесь мне приходит в голову, например, мрачный, но великолепный роман Уильяма Голдинга «Воришка Мартин». Однако в целом общественное мнение склоняется к тому, что традиционные представления, куда входят, с одной стороны, суд и ад, а с другой – воскресение, неприемлемы и оскорбительны для современного человека.¹²

Во-первых, некоторые люди верят в полное уничтожение. Это, по крайней мере, честное убеждение в подобной судьбе человека, хотя оно и не приносит удовлетворения. Возможно, именно этим объясняются гневные строки Дилана Томаса, написанные в связи со смертью его отца:

Но не иди смиренно в добрый путь.Бунтуй, бунтуй, что умирает свет.¹³

Однако немногие способны вынести подобное радикальное отрицание будущей жизни. Если вы окажетесь в отделе «Религия» любого книжного магазина, вы легко убедитесь в том, что сегодня все больше и больше людей верят в реинкарнацию того или иного рода. И эти люди не убежденные индуисты или последователи определенных философских систем вроде уже упоминавшегося Гленна Ходдла. Главная героиня ужасающего, но блестящего романа Уилла Селфа «Как живут мертвецы» – постоянно недовольная всем жительница Лондона, которая недавно умерла. Она попадает в призрачную пародию на Лондон, где узнает, что обречена воплощаться снова и снова до того момента, пока не постигнет, что такое (как это называет их проводник в загробном мире) «зацепки благодати» (the hooks and eyes of grace); только последние освободят ее от непрестанного цикла перевоплощений:

Девочка, есть один-единственный шанс вырваться из этого круговорота… У тебя есть шанс прикрепиться к зацепкам благодати. Если ты сама того хочешь. Если ты сможешь – хотя бы на мгновение – сжать свой ум в одну точку.¹⁴

Но у героини ничего не получается – и она рождается снова как несчастный ребенок, которого ждет короткая и полная жестокости жизнь. Похоже, что Уилл Селф говорит о чем-то подобном индуизму, где способность сконцентрировать мысль, отказавшись от блужданий отвлекающегося ума или души, представляет собой ключ к выходу из этого бесконечного цикла – из колеса смертей и рождений. Существуют и другие вариации на тему перевоплощения, как я могу судить по доступной литературе: многие пытаются с помощью реинкарнации достичь тех же целей, которых достигали с помощью психоанализа, но иным путем. Эти люди исследуют аспекты своей личности, связанные с событиями предшествовавшего воплощения. Все это вбирает в себя культура New Age, которую образуют фрагменты эзотерических знаний, смешанные с мечтами о работе над собой и самореализации.

Среди разнообразных представлений New Age мы встречаем и возрождение того, о чем писал Шелли; это вторичная популярная природная религия с элементами буддизма. Человек после смерти возвращается в большой мир, где дует ветер и растут деревья. Один солдат, имя которого неизвестно, отправляясь в Северную Ирландию, оставил на случай своей смерти такое стихотворение:

Не плачьте над моей могилой;Меня там нет. Я не уснул.Я – это тысячи дующих ветров;Я – мерцание бриллиантов снега;Я – свет солнца на зреющем зерне;Я – нежный осенний дождь…Не плачьте над моей могилой;Меня

там нет. Я не умираю.¹⁵

После смерти принцессы Дианы кто-то оставил в Лондоне как бы послание от ее имени: «Я вас не покинула. Я остаюсь с вами. Я в солнце, и в ветре – и даже в дожде. Я не умирала, я осталась со всеми вами».¹⁶ Похороны, дни памяти умерших и даже надписи на могилах сегодня отражают подобные представления. Многие люди, считающие себя христианами, стараются убедить самих себя и других в том, что именно такова идея непрерывности жизни традиционного учения о бессмертии души и воскресении мертвых. Хотя многие другие – среди них, например, чрезвычайно популярный детский писатель Филип Пуллмен, который склоняется к подобному пониманию бессмертия, – ясно понимают, что таким образом они нападают на традиционные христианские верования, пытаясь их разрушить и предложить вместо них нечто иное.¹⁷

«Смерти нет», «Я остаюсь с вами» – эти и подобные слова сегодня нанесены на многие христианские могилы. Так, люди, считающие себя христианами, стараются убедить себя в том, что не имеет никакого отношения к христианской традиции.

Удивительный и яркий пример последнего я случайно открыл в книге Ника Хорби «Футбольная горячка». Это страстный и забавный рассказ о любви автора к футболу (в ее английском варианте), и особенно – к команде Arsenal. Однажды он видит на улице тело погибшего футбольного болельщика, и это порождает у него размышления о смерти и футболе. Разве это не ужасно, – думает он, – умереть в середине сезона, так и не узнав, кому досталась победа. И продолжает:

Не исключено, что мы умрем накануне дня, когда наша команда будет бороться за победу на «Уэмбли», или после первого тура Европейского кубка, или когда решается, в каком дивизионе нам играть. И несмотря на все теории жизни после смерти, может статься, что мы не узнаем о результате. Выражаясь метафорически, смерть – такая вещь, которая наступает перед главными призами.¹⁸

Но это не дает удовлетворения Хорнби, и он начинает размышлять о жизни после смерти – и конечно, футбол занимает в той жизни важнейшее место. Какие-то возможности несет в себе кремация:

Я из тех, кто не отказался бы, чтобы его прах развеяли над стадионом, хотя понимаю, что это запрещено: слишком много вдов обращаются в клуб с подобными просьбами, и есть опасение, что такое количество праха из урн повредит дерну… Лучше уж разлететься над восточной трибуной, чем быть утопленным в Атлантике или похороненным на какой-нибудь горе.

А это наводит его на иные мысли о своей «дальнейшей жизни»:

Но как славно было бы думать, что в некоей ипостаси я останусь на стадионе – по субботам буду смотреть первые составы, по другим дням – резерв. И чтобы дети и внуки стали болельщиками «Арсенала» и смотрели игры вместе со мной. Это не такой уж плохой способ провести вечность… Я мечтаю весь остаток времени носиться привидением над «Хайбери», наблюдая за играми резерва.¹⁹

Тут мы видим полную сумятицу представлений о жизни после смерти на фоне навязчивой одержимости (так характеризует свое состояние сам Хорнби) одним-единственным предметом в жизни.

Похоронные ритуалы, которые появились или возродились в наши дни, отражают такую же сумятицу. До недавнего времени только антропологи описывали древние и забытые в современном мире обычаи класть в гроб рядом с мертвым предметы, которые могут понадобиться покойному в будущей жизни; но теперь эти практики возродились, так что умершие получают в дар фотографии, плюшевых мишек и другие вещи, которые кладут в гроб.²⁰ Нигель Барли приводит рассказы служащих крематория о том, как вдовы кладут в гроб с телами мужей пакет печенья от запоров, запасные очки покойного или его вставную челюсть. Одна вдова положила в гроб две банки аэрозоля, которым покойный обрабатывал свой парик, – в результате взрыв повредил дверцу печи.²¹ Какие представления (если они вообще за этим стоят) отражают подобные обычаи?