Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948
Шрифт:
Вскоре я настолько поднаторел в своей сфере, что представители малых банков временами приходили в мой отдел и просили подготовить проспекты для них. В результате этой деятельности меня избрали через несколько лет в управление сдачи-приемки биржи.
В дополнение к своим функциям в области общественных связей и подготовки проспектов я выбрал третью сферу деятельности, в которой мог найти практическое применение своим прежним знаниям. Каждый большой банк в то время располагал так называемым «архивом», где хранились деловые отчеты большинства акционерных обществ с ограниченной ответственностью, информация о бюджетах государственных корпораций и тому подобный материал.
Со времени жизни в Париже я знал, что некоторые из главных французских банков
Но, как бы ни было это все интересно, всепоглощающей страстью для меня стала текущая практическая сторона банковского дела, и через несколько лет после моего поступления на работу в банк правление удовлетворило мое стремление. В течение целого года мне позволили работать поочередно в каждом отделе банка, чтобы освоиться в текущей банковской деятельности. Не бросал я и свою обычную работу. Просто пришлось удвоить свое рабочее время, приходя в банк в ранние утренние часы перед его открытием, исключив полуденный перерыв и оставаясь вечером, чтобы заняться вопросами, которые решались обычно в течение рабочего дня. Я почти не виделся с семьей и мало спал в этот год, но к концу его я освоил работу всех отделов банка. В тот период я не только работал с корреспонденцией и бухгалтерским учетом и учился, как защищать облигации и акции, а также управлять ими, но и выполнял, кроме этого, функции кассира и обслуживал клиентуру за стойкой, учитывал векселя и подсчитывал зарубежную наличность. Короче говоря, в банке не осталось ни одного сектора, с работой которого я не был бы знаком.
Гвоздем программы этого учебного года было посещение фондовой биржи. Мне пришлось учиться пробивать себе путь в этом дьявольском котле! Конечно, биржевые залы и процедуры не были для меня тайной за семью печатями: работа над проспектами уже приводила меня на фондовую биржу. Теперь же я учился покупке и продаже ценных бумаг, общению с брокерами и клиентами.
Берлинская биржа располагалась в прекрасном здании. В полдень сотни дилеров, занимавшихся ценными бумагами и товарами, собирались в трех огромных залах. В центре были установлены ограждения, за которыми присяжные брокеры определяли цены в соответствии со спросом и предложением покупателей. Вдоль стен стояли столы банкирских домов и покупателей товаров. В горячие дни здесь царило столпотворение. В период безделья мы коротали время в разговорах и шутках.
Я всегда подчеркивал безусловную необходимость существования фондовой биржи. Это организованный рынок, который обеспечивает циркуляцию денег и дает возможность финансирования национальных предприятий путем продажи ценных бумаг. Там, где отсутствует эффективная фондовая биржа, экономика в целом страдает от нехватки финансовых возможностей. А это влияет не только на торговлю и промышленность, но также на государственные предприятия, которые зависят от договорных кредитов. Я не видел пользы от спекулятивных сделок тех людей, единственным стремлением которых было дешево купить ценные бумаги и затем побыстрее продать их как можно дороже. Всю свою жизнь я избегал любого рода биржевых спекуляций.
Наиболее популярными средствами спекуляции были временные сделки, которые не должны были заключаться до конца месяца и, соответственно,
К огромным потерям, которые мы понесли в результате коллапса 1945 года, следует отнести уничтожение германской — в частности, Берлинской — фондовой биржи. От потери этого организованного рынка капиталов пострадала не только вся германская экономика, но и общины Федеративной Республики, а также немецкие государственные корпорации. На каждом шагу мы ощущаем недостаток денег для большинства крайне необходимых инвестиций, а любые наличные фонды или те, которые могли быть собраны, рассеиваются и дробятся из-за отсутствия централизованной рыночной организации. Возможно, даже большей потерей является утрата международного влияния и престижа, которыми германские биржи пользовались до катастрофы во Второй мировой войне.
Именно году ученичества банковскому делу я обязан тем, что в тридцать два года стал уже номинальным управляющим Дрезднер-банка и был повышен в должности до директора филиала.
Особенным успехом для меня было заключение в 1905 году сделки между Дрезднер-банком и нью-йоркской банковской фирмой «Морган и К°». С немецкой стороны переговоры вел племянник Евгения Гутмана, член нашего правления. Его звали Ганс Шустер, он был швейцарцем по национальности. Его отец — знаменитый строитель железной дороги через Сен-Готард. Вероятно, он занял свою должность в Дрезднер-банке благодаря женитьбе на дочери Гутмана, которая отличалась не только красотой, но и чрезвычайной одаренностью.
Однажды Шустер позвал меня.
— Доктор Шахт, — бросил он отрывисто, — я намерен ехать в Нью-Йорк по делам банка и нуждаюсь в секретаре. Не хотите ли поехать со мной?
Трудно выразить, как обрадовало меня это предложение. Я даже не смутился, когда Шустер поинтересовался уровнем моего знания английского языка. Ответил скорее самоуверенно, чем точно. Желание ознакомиться с еще одним сектором политэкономии мира смешалось с интересом к стране, которой я обязан своими христианскими именами Горас Грили.
Среди пассажиров трансатлантической поездки были известные артисты, из которых достаточно упомянуть, наверное, одного Карузо.
Я, должно быть, один из немногих сохранившихся немцев, которые могут похвастаться, что играли с Карузо в шаффл-борд. Я проиграл человеку с феноменальным голосом.
Шустер был в Соединенных Штатах далеко не в первый раз и поэтому не имел желания продлевать свое пребывание в Нью-Йорке. Однако он был достаточно любезным, чтобы освободить меня от дел в воскресенье, дабы я мог посмотреть Ниагарский водопад, который в то время составлял одну из немногих достопримечательностей Америки, действительно заслуживавших внимания. С тех пор к ним прибавилось много других. Однажды Шустер собрался ехать в Вашингтон засвидетельствовать уважение президенту Теодору Рузвельту. Я был приглашен сопровождать его. Потом, во время своей поездки в Вашингтон в 1933 году, я мог сообщить президенту Франклину Рузвельту, что видел его дядю в этих самых комнатах двадцать восемь лет назад.
Но еще большее впечатление, чем индейские «громовые воды» и «громовержец» в Белом доме, произвело на меня семидневное пребывание в офисах «Морган и К°». В то время фирма размещалась еще в старом угловом здании на Уоллстрит. Весь офис помещался в единственной комнате на первом этаже. Там за дюжиной столов работали сотрудники фирмы. Стеклянные перегородки отгораживали часть пространства комнаты для заведующих отделами. Вопрос о предварительном уведомлении о приходе посетителей не стоял, в ожидании необходимости не было, отсутствовали приемные. Увидев, что заведующий свободен, можно было подойти прямо к его столу. Отношения между начальниками и сотрудниками были неформальные и непринужденные, не теряя при этом уважительности.