Главный пульт управления
Шрифт:
Но Мимикьянов давно заметил: настоящие аристократы почему-то почти всегда рождаются в простых крестьянских семьях. И очень редко – в семьях, которые сами себя аристократами считают.
Сколько Ефим встречал таких: и дед – генерал и бабка – графиня, и отец – счет деньгам потерял, и сам закончил университет. А посмотришь на него – какое уж там!.. Случись у такого неблагоприятный поворот в судьбе, и влезает в роль лакея, как рука в перчатку. И следов достоинства на лице не остается. А настоящий аристократ, он хоть во дворце, хоть в будке путевого обходчика – все
Что же такое аристократизм? Для себя Мимикьянов вывел формулу: любознательный ум и внутреннее уважение к другим. Сочетание этих двух качеств неизбежно отражается на лице, – в выражении глаз, тембре голоса и даже походке.
Все остальное для попадания в элитарный мир аристократизма особого значения не имеет. Ни титулы дедов, ни богатство отцов, ни умение есть рыбу двумя вилками, ни знание иностранных языков. Все это – лишь поддельные членские билеты этого клуба избранных.
Клуб подлинных аристократов – закрытый. Но войти может каждый. Только разрешением на вход является не та сумма, что имеешь на своей кредитной карточке, а та сумма, что имеешь в своей голове.
– Ефим Алексеевич, помогите ему! – сказала Валентина Сергеевна. И в глазах ее стояла просьба.
– В чем помочь? – спросил майор.
– Я не знаю, в чем! Но я же вижу, Эдуарду Петровичу нужна помощь, – Валентина Сергеевна дотронулась ухоженной рукой до груди Ефима.
Майор подтянулся, будто внезапно обнаружил себя стоящим в строю.
– Постараюсь, – ответил он.
– А вы уже уходите? – в голосе секретарши словно бы плеснулось беспокойство. – Эдуард Петрович попросил вас обязательно его дождаться!
– Я вернусь, – успокоил он женщину. – Загляну только в режимный отдел, – сообщил майор, идущий в направлении прямо противоположном тому, где находился заводской отдел режима и безопасности.
– Я так и скажу Эдуарду Петровичу, – тактично не заметив этого, кивнула хозяйка приемной.
Расставшись с царственной секретаршей, Ефим дошел до конца коридора и оказался на темной пожарной лестнице. Потоптался по ее черно-белому шахматному полу.
«То, что Миногин с компанией сюда прибыл не площадку под опытное производство искать – это ясно… – думал майор. – А вот, кто это мешать ему взялся? Беспокойный Секаченко? Очень возможно. Ему ведь тоже ГПУ сильно иметь хочется… Что же это все-таки за штука такая? Может Недорогин преувеличивает? А, если нет?..»
Сам не зная почему, майор стал медленно спускаться по эвакуационной лестнице вниз. Интуиция взяла на себя роль не только подсказчицы, но и поводыря. Майор не стал упрямиться. Пошел, куда она его вела.
И понял, что поступил правильно.
Через несколько ступеней он услышал голоса: мужские и женский. Стараясь не шуметь, майор сделал еще несколько осторожных шагов и, прижавшись к перилам, взглянул вниз.
В каменном мешке стояли и вели разговор директор завода Эдуард Петрович Недорогин, начальник службы безопасности фирмы «Локомотив» Виктор Сергеевич Секаченко и – вот уж кого он не ожидал здесь увидеть! – хозяйка ателье «Мастерица»
Говорили они не громко. Слова разобрать было трудно. Недорогин стоял угрюмым носорогом и изредка, как будто неодобрительно, гудел. Секаченко что-то тихо говорил, помогая себе взмахами ладони. Тесменецкая, сложив руки под грудью, водила носком лаковой туфли по черно-белому шахматному полу.
Майор прислушался. И расслышал слова Недорогина: «Давить… Осторожно… Пусть бояться… Но, не так…»
Анастасия Вацловна выбросила вперед руку и произнесла какие-то слова, которые майор не понял. Ему показалось: «ждать нельзя!» Но может быть, он и ошибался.
– А то, я не знаю! – громко произнес Виктор Сергеевич!
– Все, кончаем и расходимся! – отчетливо произнес директор завода и начал разворачивать свое туловище к ступеням, ведущим наверх.
Майор взлетел по эвакуационной лестнице так стремительно, будто земная гравитация на него не действовала. По коридору он летел пулей.
Войдя в приемную, он едва сдерживал рвущееся из груди дыхание. Но сумел этого не показать, дружелюбно кивнул Валентине Сергеевне и вошел в директорский кабинет.
Садиться не стал, остановился у окна. С крыльца заводоуправления спускались Секаченко и Тесменецкая. Бойцы Виктора Сергеевича продолжали жаться к могучим тополиным стволам. Начальник службы безопасности обернулся и, как будто, кивнул им.
Жалобно скрипнула дверь, и сквозь дверной проем в кабинет ввалился Эдуард Петрович. На лице его лежала озабоченность.
– Извини, Ефим Алексеевич, – сказал он.
– Ничего, я понимаю, – отозвался майор.
Директор прошелся по кабинету, остановился у своего письменного стола и пояснил:
– Пришлось москвича проводить и еще кое-кому пару слов сказать… Ну, что слышал, нашу беседу?
«Какую?» – готово было спрыгнуть с языка у Ефима, но он сдержался.
– Слышал, – кивнул он.
– Видишь, как все закручивается… – директор продолжал стоять, в кресло не садился. – Чувствую: ГПУ этому «Спецприбору» нужен. Его они на поселке ищут.
Директор завода помолчал, а потом сказал, будто шпалу уронил:
– Мы должны найти его раньше, Ефим Алексеевич!
Мимикьянов молчал.
– Мы должны найти его раньше! – с силой повторил Недорогин. – С Чапелем вместе или без Чапеля! Потому что, если мы его не найдем, может случиться такое, что даже представить страшно… Причем, скорее всего, ни я, ни ты, Ефим Алексеевич, на этом свете долго не задержимся.
– Это почему? – спросил Ефим.
Недорогин подошел к окну, остановился рядом с ним и, рассматривая пустую площадь перед заводоуправлением, произнес:
– Тот, кто имеет в своих руках ГПУ, в довесок к нему имеет и еще одну небольшую вещицу. Называется она – власть над Миром. Зачем ему те, кто про это знает? Или догадывается? Ну, а с помощью Главного Пульта управления сделать нас с тобой не существующими, так же просто, как нам сделать не существующими двух муравьев на асфальте. Понимаешь меня, майор?