Главный пульт управления
Шрифт:
– Так вот, Ренат Николаевич, есть у меня к тебе просьба…
– Слушаю, – подобрался старый оперативник.
– Ты дом, где Гергелевич Гарри Григорьевич живет, знаешь? Его еще директорским зовут…
– Знаю, конечно. На улице Машиностроителей, недалеко от Дворца культуры. Да, я был у него!
– Надо бы за этим домом нынешним вечером и ночью последить. Пару ребят потолковей найдешь?
– Да, у меня и ребят-то, раз-два и обчелся… – по привычке начал прибедняться начальник службы безопасности Машиностроительного. Но оперативная закваска быстро дала себя знать. Ренат Николаевич оборвал сам себя и, приблизив лицо к майору, тихо произнес: –
– Нужно, обратить внимание вот на что… – отставил пиалу в сторону майор.
Инструктаж много времени не занял.
В кабинете снова повисла тишина, мягкая и плотная, как восточный халат. И все-таки сквозь нее было слышно, как звенят на гиперболических шеях надменных верблюдов большие медные колокольцы, и шепчутся о чем-то обитатели средневекового Самарканда. Этот город не имел ничего общего с нынешним Самаркандом. Он давно растаял в серебристо-жемчужных волнах времени. Но, Ефиму этот средневековый город ремесленников, путешественников и философов почему-то представлялся более реальным, чем бьющиеся в лихорадке сегодняшних дней Москва, Нью-Йорк или Каир.
Майор поставил пиалу на карликовый столик и поднялся.
– Уж, сделай, пожалуйста, дорогой! – сказал он, подавая руку хозяину.
– Не сомневайся, Ефим Алексеевич! – ответил тот. – Если капитан Абсалямов обещал, то, скорее ишак превратится в верблюда, чем Абсалямов нарушит свое слово.
Ефим отметил, что уволенный по состоянию здоровья из органов Ренат Николаевич называл перед фамилией свое последнее офицерское звание. Это было, конечно, не случайным. И это было хорошо. Значит, начальник службы безопасности Машиностоительного завода снова почувствовал себя в строю.
22. Неприятное происшествие на Дне рождения
Майор вышел из здания заводоуправления.
От предложения доставить его куда-либо на автотранспорте заводской службы безопасности он отказался.
Мимикьянов спустился со ступеней, но не пошел к проходной, а свернул к стене и протиснулся между растущими около нее кустами акации. Он знал: за ними стояла садовая скамья.
Спрятавшись за кулисами из узорчатых листьев, майор решил посидеть и подумать.
Здесь стояла сонная тишина, пахло сырой землей и зеленью. Майор опустился на скамью и обвел взглядом отгороженное от остального мира пространство, уютное, как гнездо.
Прямо у его ног, на асфальтовой дорожке, окаймляющей периметр здания, лежала тонкая красная шариковая ручка. Видимо, она выпала из окна сверху. Немного в стороне валялся пустой белый патрончик женской губной помады. Его густой алый заряд был полностью израсходован в ожесточенной войне за мужское внимание.
Путешествуя взглядом по сторонам, майор наткнулся на маленький картонный прямоугольник, ярко белевший на черной влажной земле под акациевыми ветками, у самого ствола.
Скорее всего, это была чья-то визитная карточка. Его глаза скользнули по ней и отправились путешествовать по маленьким окрестностям дальше. В самом деле, что здесь такого необычного? Ну, визитка и визитка, мало ли их сейчас валяется, где попало… Но родная Интуиция больно толкнула майора под левое ребро. Майор вздохнул, послушно нагнулся и, протянув руку между ветками, достал ламинированную картонку.
На ней четким черным шрифтом было напечатано:
Федеральное государственное унитарное предприятие
«Рособоронэкспорт»
ЧАПЕЛЬ ЮРИЙ ФЕДОРОВИЧ
Главный
Карточка, хотя и пролежала какое-то время на сырой жирной земле, была ослепительно чиста: ни пятнышка, ни прилипшей соринки.
«Прямо, – знак судьбы, – подумал майор, снова опускаясь на скамью, – хотя, что тут особенно удивительного? Вот так же, как я, вышел Юрий Федорович из заводоуправления и решил посидеть в тишине, собраться с мыслями… Полез за чем-нибудь в карман и выронил визитку. Поднимать не стал, ну, допустим, потому, что не заметил или просто поленился… Посидел он здесь в тишине и покое, собрался с мыслями и пошел дальше… Побеседовал с гражданином Секаченко, потом встретился с бывшей супругой Анастасией Тесменецкой, затем посетил живущих в поселке знакомых – цыганского барона Варгу, инженера Мамчина, пенсионера Гергелевича… А после посещения последнего из них уехал по каким-то своим делам в Новосибирск… Или не уехал…»
Майор задумался.
Но вместо событий сегодняшних, у него в голове почему-то замелькали события, давно минувшие. Он сидел и вспоминал празднование Дня рождения Розы Варги, происходившее год назад.
Цыганская молодежь шумела внизу, а Гарри Григорьевич, Шура Мамчин, Тима Топталов, Михаил Иванович Варга и сам майор Мимикьянов сидели на втором этаже в кабинете хозяина дома. Вместе с ними находился двухлитровый графин красного балканского вина и большая, как автомобильное колесо, деревянная тарелка с копченым мясом.
Внизу ласково плескались женские голоса, настойчиво гудели мужские, и медными волнами растекался гитарный перебор. В кабинете же стояла напряженная тишина.
Лица сидящих в кабинете были возбуждены. Но не от самого праздника, а от события, имевшего лишь косвенное отношение к Дню рождения.
Виновником его являлся, естественно, Тимофей Топталов.
Дело в том, что, прогуливаясь после застолья по Варгиному двору, Тима увидел в открытую калитку проходящего мимо по улице Вазгена Айданяна. Вазген приходился младшим братом Акопу Айданяну, хозяину известного поселкового пивного бара «У дяди Акопа». Коттедж Айданянов располагался по соседству с домом Варги.
К сожалению, за день до случившегося Ираида Михайловна Оскольцева, бывшая конструкторша СКБ «Экран», а ныне администратор заводской гостиницы, по неосторожности или, напротив, имея сознательный умысел, обратилась к Тимофею Павловичу с жалобой.
Суть ее состояла в том, что Вазген Айданян якобы не дает ей проходу, добиваясь женской ласки. Тима сам, то и дело, добивался у многих жительниц поселка того же, причем, хотя Ираида Михайловна в этом Топталовском списке, и числилась, но к данному времени уже не в первых номерах. Поэтому, в момент обращения Тима на слова гостиничной администраторши особого внимания не обратил. Но в этот вечер в нем взыграла то ли ревность, то ли мужская потребность быть защитником, то ли неудачное сочетание красного вина с облепиховой настойкой, и он решил вступиться за бедную одинокую женщину.
Тима в грубой форме окликнул Вазгена и, когда тот подошел к калитке, сказал:
– Слушай, Вазген! Если еще хоть раз Ираида Михайловна мне пожалуется, что ты к ней пристаешь, будешь иметь дело со мной! Ты меня, Вазген, знаешь, я зря базар гонять не буду, чакры тебе так прочищу, сквозняк свистеть будет!
В отличие от старшего брата Акопа, младший сдержанностью не отличался. Слова Топталова он не без оснований воспринял, как тягчайшее оскорбление. Его смуглое лицо даже побледнело от ярости.