Главный рубильник (сборник)
Шрифт:
Настоящая хозяйка появилась только в апреле. На этот раз приехал сам Борька. Он позвонил соседке и взял у нее ключ. Новая хозяйка осталась на площадке. Соседка увидела ее мельком. Черные волосы. Длинное черное пальто. Шляпка. Утомленные глаза. «Лет тридцать пять – сорок, – подумала про себя соседка и почему-то огорчилась. – Не дай бог, если цыганка». Борька открыл квартиру, подождал, пока женщина войдет, и пошел в грязных ботинках вперед, распахивая двери, створки мебели, стенной шкаф, щелкая выключателями и скручивая головы водопроводным кранам. Женщина
– Вот черт, – выругался Борька. – Воду горячую отключили… Ну, это редко бывает. Что думаете?
– Я согласна, – сказала женщина. – Одиннадцать?
– Двенадцать, – с сожалением развел руками Борька.
– Вы же говорили, что одиннадцать? – почти без удивления спросила женщина.
– Квартира – одиннадцать, – сказал Борька. – Но вы же сами сказали, что вам нужен телефон? Или вы думаете, что сможете получить его бесплатно? И во сколько вам это выльется? А время? Да и оформление квартиры, это не только деньги, но и хлопоты.
Женщина молчала.
– К тому же мебель, – продолжил Борька. – Мебель! Старая, но аккуратная. Холодильник. Кровать. Телевизор. Вы собираетесь сразу все это покупать или как?
Женщина молчала. Двенадцать тысяч долларов это было почти все, что она сумела собрать, когда уезжала оттуда, где жить было уже нельзя и где оставить пришлось почти все.
– Решайте, – сказал Борька.
Она, наконец, кивнула и открыла сумочку.
– Ну, зачем же? Я верю, – остановил ее Борька. – Поехали оформлять. Даже с моими возможностями полдня убьем. И потом, все-таки сначала стулья….
Они уехали.
Женщина вернулась поздно. Тяжело поставила на площадке два потертых чемодана. Открыла дверь уже своим, но еще незнакомым ключом. Занесла чемоданы в квартиру. Сняла пальто, шляпку, сапожки. Осторожно прошла в комнату, обходя грязные следы, оставленные Борькой. Присела на диван. Оглянулась. Опустила голову на матерчатый валик и уснула.
04
– Ну? – спросил, наконец, шкаф, когда дыхание женщины стало ровным и в сумраке комнаты, прорезаемым падающим из коридора непогашенным светом, перестали вздрагивать ее тонкие белые руки.
– Что ну? – прошептал в ответ диван.
– Как она?
– Ничего, – ответил диван. – Но, вообще-то, потяжелей старой хозяйки будет.
– Нет! – недовольно заскрипел буфет. – Все-таки мягкая мебель это и есть мягкая мебель. Не корпусная! Его спрашивают, что за человек, а он про «потяжелее»! От веса-то ее как раз наша судьба и не зависит!
– Чья-то судьба, может быть, и не зависит, а чья-то очень даже! – обиделся диван. – Наслушался я в свое время страшных историй про то, как ножки у диванов отскакивают! Иногда эти люди такое вытворяют! Или вам кровать не рассказывала, как у нее пружины лопались?!
– Давно это было! – грустно отозвалась из другой комнаты кровать.
– Что я слышу? – удивился буфет. – Наша старушка не в духе? Или зависть заела, что
– Не от этого я грущу, – сказала кровать. – И не от тех слов, которые все мы тут не один раз слышали в последнее время. Просто, так или иначе, но жизнь наша подходит к концу.
– Ну, это ты зря, кровать, – задумался шкаф. – Может и подходит, но еще не подошла.
– Да, – вмешался в разговор круглый стол. – Вот если бы у новой хозяйки была дача! Я слышал, что, когда покупают новую мебель, старую иногда отправляют на дачу!
– Нет у нее никакой дачи, – сказала кровать. – Правда, у нее и денег нет.
– Если бы у нее были деньги на новую мебель, – заявил буфет, – тебя бы, кровать, выкинули первой.
– Очередность в этом деле роли не играет, – спокойно ответила кровать.
– И все-таки, уважаемый диван, – прошептала книжная этажерка. – Что вы чувствуете?
– Не понял? – удивился диван.
– Может быть, ваши пружины улавливают какие-то особенные ощущения? Ну, например, как новая хозяйка относится к пыли? Как часто она делает влажную уборку? И любит ли она читать книги? Или, может быть, она будет ставить на полировку чашки с горячим чаем? От этого остаются ужасные круги!
– Ничего плохого не могу сказать о своих пружинах, – вздохнул диван, – но подобной чувствительностью они не обладают.
– Успокойся, этажерка, – хихикнул буфет, – тебе ли думать о полировке? С тебя она облупилась еще тогда, когда Борька хранил на тебе свои замызганные учебники!
– Главное не форма, а содержание, – робко возразила этажерка.
– Нет, вы слышали? – возмутился буфет. – Она еще и огрызается! Так вот, имей в виду, несчастная этажерка! Я, конечно, могу ошибаться, но твой облезлый вид и твоя треснутая третья ножка говорят не в твою пользу! А то, что вместо четвертой ноги у тебя детский кубик, однозначно зачисляет тебя вместе с кроватью в первые кандидаты на помойку! Надеюсь, что скоро на твоем месте появиться что-нибудь приличное!
– Допустим, – сказала кровать в защиту притихшей этажерки. – Но если вместо этажерки или меня, или кого-нибудь еще здесь появится что-нибудь приличное, то я очень сильно сомневаюсь, что даже столь антикварный буфет задержится в этой комнате на длительное время. Все очарование буфета в фоне, который создаем ему мы. Не кажется ли тебе, что нам совершенно ни к чему ссориться и скандалить?
– Покажите мне, с кем мне тут ссориться! – воскликнул буфет.
– Мне жаль его! – вздохнула тумбочка.
– И мне! – согласилась этажерка.
– И мне! – согласился шкаф.
– И нам! – сказала остальная мебель.
– Он не так уж и плох! – подтвердил диван.
– Кого это вам всем жаль?! – почти закричал буфет.
– Смотрится вполне красиво, и сервизы сквозь стекла дверок приятно поблескивают, – продолжил диван.
– И ручки медные совсем еще желтые и красивой формы, – сказала тумбочка.
– И пилончики приятные посередине, – скрипнула этажерка, – как маленькие полуколонны!